Поездка была неутешительной. Ольховский завод поставлял фабрике сырье с большими перебоями, и директор ездил договориться о том, чтобы в августе дали досок больше, иначе сорвется план. На заводе задерживался монтаж второй лесопильной рамы, и, чтобы ускорить его, у Токарева попросили помощи. Значит, нужно посылать туда с фабрики бригаду слесарей вместе с главным механиком, и это, когда своих дел по горло!

Токарев снял телефонную трубку, вызвал квартиру главного механика Горна:

— Алло… Александр Иванович?.. Да, только что вернулся. Опасения оправдываются, придется помогать им… Что?.. Как с монтажом гидравлического пресса?.. Ну что ж, начнем попозже… Я понимаю, но скажите, какой толк будет от нашего пресса, если фабрика остановится без досок?.. Вот именно!.. Так вот: утречком пораньше забирайте людей и на машине в Ольховку, ясно?..

Директор положил трубку и принялся за просмотр почты. Поверх бумаг лежала телеграмма из Москвы. Она извещала о дополнительном задании по выпуску мебели на август.

Токарев покачал головой и нахмурился: «Да, задачи растут с каждым днем, а возможности?»

Просмотрев корреспонденцию, он отодвинул папку с бумагами, взял свежие газеты и уже собрался пойти домой, как внимание его привлек заголовок передовой статьи в областной газете: «Больше удобной и красивой мебели населению». Токарев углубился в чтение.

В статье говорилось о быстром росте населения в области, о строительстве жилищ в городах, о растущем спросе на мебель и о том, что пора мебельщикам понять, наконец, какую продукцию ждут от них.

«…Но померкла, видимо, былая слава мебельщиков Северной горы, — писала газета, — слава мастеров, еще до революции участвовавших на Парижской выставке. Новая мебельная фабрика, недавно построенная на родине мебельной славы Урала, до сих пор вырабатывает мебель низкого качества, грубую, с неряшливой отделкой и множеством дефектов. Недавно в новогорском универмаге забраковали крупную партию мебели, выпущенной этой фабрикой. Это, однако, нисколько не волнует руководителей предприятия: директора тов. Токарева и главного инженера тов. Гречаника. Они все еще не приняли мер к решительной перестройке работы…»

Настроение Токарева испортилось окончательно. Он встал, прошелся по кабинету, по привычке заложив руки за спину. Постоял у открытого окна… Из темноты доносилось гудение станков, взвизгивание пил, постукивание колес катившейся по рельсам вагонетки…

— «Все еще не приняли мер!» — вслух повторил Токарев. Он вернулся к столу и положил руку на телефонную трубку, раздумывая, звонить или нет, потом снял ее решительным, резким движением, вызвал квартиру главного инженера:

— Александр Степанович, прошу срочно прийти ко мне… Да, я у себя в кабинете…

Директором фабрики Токарева назначили месяц назад. Прежнего директора сняли весной, и дела Токарев принимал от главного инженера. Он молча и быстро обошел цехи, пустующую лесобиржу, зато на складе готовой мебели задержался надолго. Внимательно и придирчиво осмотрев мебель, он сказал:

— А вот теперь снова пойдем по цехам и посмотрим, отчего на склад приходит такая дрянь.

В цехах он пробыл до вечера. Прямой, широкоплечий, с военной выправкой и твердой грузноватой походкой, Токарев произвел на всех впечатление решительного, волевого человека. Темные щетинистые брови, складки в углах рта придавали его лицу суровость, а обильная, несмотря на далеко не прожитый еще пятый десяток, седина и шрам на лбу говорили о нем как о человеке, видавшем виды.

— Ну, у этого, знать-то, все по струнке заходят — поговаривали рабочие.

Весь первый день новый директор обстоятельно знакомился с технологией, говорил с рабочими, мастерами, особенно интересовался работой цеховых браковщиков.

Вечером он сказал главному инженеру, что пока больше беспокоить его не будет, вначале вникнет еще в хозяйственные дела, а соображениями по производственной части поделится позже.

На другой день Токарев издал приказ о своем вступлении в должность. Он очистил ящики письменного стола, повыбрасывал из-под толстого стекла выгоревшие бумажки годовой давности. Вызвав секретаршу, торжественно вручил ей тяжелый чернильный прибор из серого камня с медведями, резными чашами и шарами.

— Передайте этот монумент кому-нибудь из желающих, — сказал он. — А мне, попрошу, рабочий комплект: чернильницу, ручку и карандаш.

На столе он оставил еще только пепельницу, часы и календарь.

Когда Токарев как следует познакомился с делами, он поехал в обком партии и вернулся оттуда еще более озабоченный и хмурый. «Мебель должна радовать человека, как радуют его произведения искусства, а не отравлять ему настроение», — вспоминал Токарев слова секретаря обкома, который в разговоре особенно напирал на былую славу северогорских мебельщиков.

Слова эти не давали покоя, заставляли думать о том, как бы покруче и получше повернуть дело.

Ясно было одно: причины брака коренятся в станочном цехе. Здесь обрабатывались детали, узлы будущей мебели. Малейшая небрежность рабочего, малейшая неточность приводила после к порче целой вещи.

Внешне в цехе все как будто было на своих местах. В каждой смене, кроме мастера, было два контролера, которые браковали плохие детали. Но они не успевали проверять все, и брак не прекращался. Мастер при этом оказывался в стороне, он отвечал только за план.