Алиса с подозрением смотрела на подругу. Фая по три часа сидит в остывшей ванне, чтобы было не так больно внутри? Ха-ха…

Почему-то Алиса никогда не думала о себе — о новой себе с этой точки зрения. Ей казалось, что быть ведьмой — значит легко добиваться желаемого, но легче ей не стало — и это факт, так что, возможно, Фая права, а она, Алиса, просто не ощутила свою силу, которая ей так сейчас нужна, чтобы все пережить.

— Девочки… — она встала. — Я пойду к себе в комнату, мне хочется подумать.

Фая по-быстрому соорудила для нее передвижной столик, набив его сверху донизу сладостями, сигаретами, пепельницами, салфетками, втиснула чайник, накрыла пленкой тарелку с закусками и поставила туда же, проводила Алису до комнаты и крепко обняла — можно было подумать, что они прощаются навеки.

Прелесть официальной комнаты для гостей была в том, что коридор, который вел к ней, упирался в дверь, за дверью был небольшой холл, с одной стороны коего находилась собственно большая и удобная комната с кроватью, диваном, двумя креслами, телевизором, баром, а напротив — ванная и туалет для гостей. Из холла же можно было выйти во двор, если гости возвращаются позже и не хотят сталкиваться с хозяевами, а хозяйский выход в сад находился в гостиной — через французское окно.

Так что Алиса могла рассчитывать на полное уединение. Оставив столик в холле, она подцепила пепельницу и сигареты, взяла плед, открыла дверь на улицу, поставила на порог пепельницу и закурила. Разумеется, одна порочная привычка повлекла за собой другую — Алиса налила в толстый стакан виски, глотнула и почувствовала, что готова сосредоточиться.

Она должна быть сильной. Ключевое слово — «должна». Она не должна, она — сильная. Потому что она — ведьма. Главное — как-то в это поверить. Что вообще такое — сильные люди? Ходорковский сильный? Путин? Буш? Как они реагируют на стресс, на неприятности? им все по фигу? злятся? хотят всех убить?

А, может, они просто видят выход? Как в триллерах: слабаки бьются в конвульсиях, а главные герои пытаются пластмассовым ножом перепилить решетки.

Кто она?

Алиса притушила сигарету и легла на пол — торс в комнате, ноги — на улице. Год назад она была просто Алисой, девушкой, которая ходит жаловаться на жизнь психотерапевту — все было не очень хорошо, зато понятно, а сейчас она ощущает себя той же самой Алисой, только она стала другой — как будто сделала пластическую операцию, превратилась в красотку, но до сих пор воспринимает себя, как серую мышку. Где потоки этой самой силы? Где уверенность? Как вообще жить?

Так ничего и не решив, Алиса вернулась в комнату. Но в кровати, когда она уже лежала с закрытыми глазами, кое-что прояснилось. Марик болен, да. Но зачем тогда подруги-ведьмы, если они не могут ему помочь? Наверняка Лиля знает пару целительниц, которые его не только из комы выведут, но и срастят позвонки и все прочее.

К двум часам следующего дня она приехала в больницу, но новый «Бентли» Лили заметила не сразу. Все-таки «Бентли» — не «Порше», в глаза не бросается, тем более — темно-зеленый. Алиса подошла к машине, потянула на себя дверцу и увидела внутри двоюродную бабушку и еще двух женщин. Кое-как втиснувшись на заднее сиденье — «Бентли» хоть и большой, но все-таки не резиновый, — Алиса вежливо всем улыбнулась.

— Знакомься, — произнесла Лиля. — Это Анфиса, одна из лучших целительниц, а это — Фрида, она первоклассный диагност. Как вы догадались, это моя внучка, Алиса. Спасибо вам огромное, девочки, что смогли приехать.

Алиса приложила руку к груди.

— У меня слов нет, чтобы выразить свою благодарность, — сказала она.

Тетушки кивнули, и все вылезли из машины.

Их пытались задержать на входе в отделение, но Лиля что-то нашептала — и медсестра любезно проводила их в реанимацию. Врач тоже пробовал сопротивляться, но, разумеется, сдался и пустил их в палату. Анфиса и Фрида сразу же развели бешеную активность. Фрида простукивала Марка костяшками пальцев, держала руки у него на висках, слушала сердце, сделала что-то вроде массажа ступней, а Анфиса в это время пытала доктора.

Наконец, Анфиса вытащила из сумки бутылку с водой, помыла ею руки — водой из-под крана она, видимо, брезговала, вытерлась своим же полотенцем, после чего посыпала ладони то ли тальком, то ли еще чем-то — от порошка шел резкий аммиачный запашок. Фрида ей помогала: зажала Марику между зубов марлевую подушечку, набитую травой, перевязала руки жгутом — будто собиралась делать уколы, и обрызгала его водой с лавандовым маслом. Комнату все это время проветривали, но потом окно закрыли, чтобы расставить всюду лампадки с эфирными маслами, которые пахли чем-то вроде ладана. Алису оставили, Лилю выгнали — Анфиса сказала, что с ними должен быть тот, кто переживает за больного, желает ему здоровья.

Мудрили они довольно долго — Алиса с беспокойством наблюдала, как у Марка изо рта течет слюна — зеленоватая из-за травы, и пыталась заговорить, но Фрида на нее даже замахнулась — молча, но вполне серьезно, и Алиса зажалась у себя в углу, где торчала все это время. Прошло часа два, прежде чем Анфиса топнула ногой и заорала:

— Мне нужен воздух!

Фрида с Алисой бросились к окну, столкнулись, распахнули створки, а Анфиса плюхнулась на стул и принялась обмахиваться листком бумаги.