На берегу их встречали бритоголовые друзья Марата. Они привязали моторку, помогли выбраться и окружили девушек. Поднявшись на террасу, один из парней распахнул тяжелую дверь, пропустил Марата со спутницами и остался снаружи. Зал был такой большой, что звук шагов оглушал. Повсюду, как на вокзале, стояли сиденья, все до единого занятые посетителями. Посреди холла висело табло, под которым собралась толпа: «№ 20876 — 493-й зал, 5 января 2014 года», — успела прочитать Наташа.

— Они что, ждут так долго? — удивилась она.

— С вечностью не шутят, — непонятно заметил Марат. — Здесь собираются нарушители закона Божьего, а не уголовного кодекса.

— А как они его наруша… — Только Маша подняла интересную тему, как Марат развернулся и стремительно пошел через зал.

Громко цокая, они шли по мозаичному полу, на ходу рассматривая потрясающие китайские вазы, инкрустированную мебель, огромные — по пять, а то и по шесть метров в длину картины, хрустальные бра, бронзовые статуи — почти неприличную, на грани разумного роскошь.

— Марат, а мы где? — спросила Маша, забыв, что сейчас Марат — враг.

— Во Дворце правосудия, — бросил он не оглядываясь. — Попридержи язык — еще наговоришься, — зло добавил он.

— Какой он подлый! — прошептала Наташа. — Как в койку — лучший друг, а стоит…

— Мне из-за вас, между прочим, тоже влетело. — Марат остановился так резко, что Наташа налетела на него. — Думаете, я по доброй воле с вами валандаюсь?

Они поднялись на третий этаж. Там не было ни одного посетителя — лишь какой-то сутулый ангел в грязной рясе нервно топтался под дверью. Ангела Марат чуть не огрел дверью по голове. Вместо извинения набросился: «Что ты тут встал? Здесь же ходят!» — и поспешил к высоким дверям, которым бы больше подошло называться «вратами», если они, конечно, так и не назывались. Ангел обогнал спутников, распахнул створы врат и объявил:

— Прибыли!

Маша ощутила, что ноги становятся чугунными, а Наташа почувствовала шум в ушах — она вдруг так разволновалась, что в глазах потемнело. Кое-как добравшись до центра аудитории, девушки рассмотрели присутствующих.

Ближе к задней стене сидели двенадцать апостолов. Прямо по Новому Завету: Филипп, Варфоломей, Андрей, Матфей, Симон, Фаддей, Фома, Иаков, Петр, Иоанн, Матфей, а вместо Иуды — Павел.

Рядом с ними на возвышении стояло большое кресло, в котором, закинув ногу на ногу, председательствовал архангел Гавриил. На нем была, как показалось девушкам, несколько пижонская ряса, рукава которой архангел закатал, обнажив мускулистые руки.

Напротив, на свидетельских местах, с мрачными лицами расположились Вилария, Роза, Магда, Грета, Соня, Марта..

Марат присоединился к свидетелям, а Машу с Наташей все тот же никудышный ангел отвел на места для подозреваемых. Там их поприветствовал молодой юркий мужчина.

— Меня зовут Иуда, я буду вас защищать, — представился он.

— Тот самый Иуда? — возбужденно прошептала Маша.

— Тот самый, — ухмыльнулся он. — Ятак и не оправдан там, в миру, зато здесь я отстаиваю справедливость.

— А-а-а… — промямлила Наташа, прикидывая, насколько можно Иуде доверять.

— Вас будет обвинять Азраиль, — предупредил Иуда. — С ним не так легко справиться — хитрый черт… Ну, с Богом, — перекрестился он, когда Гавриил дал сигнал, что заседание начинается.

Суд длился бесконечно. Одни свидетели обвинения плюс красноречивый Азраиль отняли не меньше пяти часов. Затем выступил Иуда и по-новой допросил очевидцев — на это ушло всего двадцать минут. Наконец, когда вымотавшиеся присяжные, свидетели и обвиняемые покинули зал на получасовой перерыв, Иуда шепнул Наташе: «Если честно, то шансов у вас нету», — чем привел озверевшую от нудных подробностей девушку в боевое настроение.

Когда же слушания возобновились, Наташа неожиданно для всех поднялась со своего места, вышла на середину зала и перебила Азраиля.

— Простите меня все, — громко начала она. — Но я бы хотела побыстрее закончить всю эту галиматью…

Присяжные-апостолы возмущенно зашумели.

— Дайте мне сказать, и нам больше не понадобятся ни адвокаты, ни свидетели, ни прения. — Она посмотрела на судейских, которые уже более милостиво отнеслись к ее выходке. — Согласны? — Присяжные закивали, а Маша в ужасе прикрыла лицо руками, ожидая от подруги немыслимой глупости.

— Так вот, уважаемые, — продолжила Наташа. — Вы осуждаете нас за то, что мы хотели сделать человека счастливым. — Зал возроптал, но Наташа перекрикнула их: — Да! Вам всем наплевать на людей — вы сидите здесь, такие равнодушные, напыщенные святоши, презирающие мир, суету и тщету, как вы выражаетесь, бытия! Что вы знаете о людях? О том, чем они живут, как они думают и чувствуют, кроме того, что они прелюбодействуют, чревоугодствуют, убивают, жадничают, ленятся, грустят и гордятся? А? Вы же ничего не знаете о том, как они любят, как радуются, веселятся, помогают друг другу и работают не покладая рук. Не вы создали этот мир, и не вам его судить! Делайте со мной что угодно — простите, но мне все равно, потому что мой мир, моя совесть, мои награды и наказания — во мне, а не в вашем мнении о том, чего вы не знаете! Все!