Шрифт:
– Все верно. Ломоносов. Все они были заражены.
– Позвольте, милейший Карл Робертович, – включился академик Раппопорт – Если я правильно понял, уровень желания смерти носителя разнообразен? Ведь не каждый гений кончил в молодые годы?
– Совершенно верно, Исаак Моисеевич. Не каждый. Думаю, что носитель способен бороться с желанием уйти из жизни. У кого-то это выходит, у другого… увы. И здесь я подхожу к ключевому вопросу. Искусственное заражение… Возможно ли оно?
– Вы хотите сказать, что намерены экспериментальным путем переместить колонию в… носитель? – Исаак Моисеевич потер сухонькие ладошки, – Смело, но рискованно! Попахивает вивисекцией…
– Операция? – коротко, как удар катаны, спросил профессор Миномото из Киото.
Карл Робертович покачал головой:
– Операционное вмешательство не требуется. Три! Всего три внутривенных укола, и наши маленькие друзья окажутся в новом доме. Три укола под общим наркозом. Перемещение, предельно бережное обращение и абсолютный перманентный контроль колонии, при котором убийство носителя маловероятно.
Академик Снежницын в упор, но по-доброму взглянул на ошарашенного Семена Андреевича:
– Вы согласны, любезный?
«Могут размножиться и уничтожить носителя… – промелькнуло одно. – Никогда не станет гением…»
– Разве я вправе отказаться?! – Семен Андреевич был искренне возмущен. – Ведь это же ради науки! Ради будущего! Ради… человечества !
Академик Снежницын переглянулся с тонкоусым:
– Готовьте операционную, Валентин Сергеевич.
Пикали приборы, отсчитывали секунды и удары пульса.
– Семен Андреевич, все готово, – услышал он голос Снежницына. – Вы в порядке? Не передумали?
– Нет.
– Да не переживайте вы так, голубчик! Несмотря на экспериментальность вмешательства оно нам подконтрольно. И на начальной стадии и на последующих этапах. Я уверен в успехе!
Дельский улыбнулся и кивнул.
Укол в вену. Болезненный, малоприятный. Еще один и еще. Анестезиолог приложил маску. Сделалось жарко. Сознание медленно вытекло из разума Семена Андреевича.
…Пикали приборы, отсчитывали секунды и удары пульса. Дельского везли по коридору на каталке. Белый потолок, белые стены, мягкий свет встроенных ламп. За невидимыми с каталки окнами кричали неведомые птицы. Звучали женский плач и детский смех. Потные струйки стекали со лба. Скользкие, соленые. Или это были слезы?
«Почему я плачу? – с удивлением подумал Семен Андреевич. – Что-то пошло не правильно?»
Он попытался встать, но с ужасом понял, что парализован. Захотел позвать на помощь, но паралич овладел им полностью. Легкие не слушались. Дельский задыхался. Обездвиженный и полубезумный от страха Семен Андреевич ехал на каталке. В неизвестность.
Белые стены, белый потолок… Птичий смех и женский крик. Плач ребенка…
«Я умираю», – подумал он, вдруг успокоился и провалился в беспамятство.
– Семен Андреевич?
Кто-то деликатно тряс Дельского за плечо.
Семен Андреевич разлепил веки. Белый потолок, мягкий свет. Валентин. Пикали приборы.
– Все прошло наилучшим образом!
Карл Робертович с сияющей улыбкой подошел и встал рядом с ассистентом.
– Успех! Абсолютный! – грузный академик едва не прыгал от радости. – Наши подопечные дома, в вашем гипофизе. Снежницын ткнул пальцем в компьютерный снимок. – Удивительно, но наши маленькие друзья уже начали работать!
Семен Андреевич улыбнулся и закрыл глаза. Снились ему пирожки с капустой и потная лысина Генриха Шрая.
Спустя два дня после выписки из МНЛ Дельский почувствовал недомогание. Головные боли, случайные гости непьющего и некурящего доктора, оплатили долгосрочную аренду, став явлением обыденным и каждодневным.
Четко следуя предписаниям старших товарищей Семен Андреевич выпивал утром две синие таблетки, в обед добавлял к синим одну зеленую, а вечером приправлял парой коричневых и белых.
Несмотря на плохое состояние работал он много больше обычного. Недомогания усиливались, но доктор Дельский был стоек, как матрос крейсера «Варяг».
– Все ради науки! – как заклинание повторял Семен Андреевич и бежал в туалет, дабы облегчить желудок.
Через три недели он примирился с болью. Интенсивность работы увеличилась в разы. Завороженный новыми способностями Семен Андреевич ПОНИМАЛ раннее сокрытое, проникал в самое ядро проблемы. За месяц он сделал больше, чем за годы прошлой жизни.