— А вот твою сестру я совсем не помню, как она живет?

— Хорошо. У нее сын, она любит мужа, и он ее любит.

Ответила рассеянно, потому что была занята неожиданной мыслью.

Однажды в плохую минуту мать сказала: «Для тебя Иосиф — свет в окошке, а он, между прочим, подумывал, кого из вас двоих выбрать тебя или Анну, в семью-то надо было втереться. Кем он был? — перекати поле».

Она научилась не запоминать злых слов матери, но однажды Иосиф сказал, будто в шутку.

— Хорош бы я был, женись на Анне: вместо меня, моя радость, рядом со мной это чучело, и как только Стах ее терпит.

А человек, сидящий рядом не помнит Анны, а ее помнит вместе с батистовым, единственно нарядным, летним платьем.

— О чем ты думаешь?

— Какая странная жизнь. Мы случайно встретились в Богородске, потом была революция, гражданская война, мы стали другими людьми и вот снова встретились в маленьком городе… Я уже говорила, что об этом городе рассказал мне писатель, которого ты помянул сегодня, ты лечил его сына, а у меня с его сыном тоже был общий врач. У моей подруги несчастный роман с этим несчастным человеком.

— С врачом?

— Нет, с сыном писателя. Его лечили от алкоголизма.

— А тебя?

— Не помню. Кажется, это называлось нервным истощением… умирал один человек… слишком долго…

— Слишком?

— Ну вообще — долго, мучительно, невыносимо для него самого и для близких.

— Если врач, который лечил вас обоих, лечил тебя так же, как сына писателя, то он — никакой не врач, а безграмотный коновал.

— Это был эпизод, я его больше никогда не видела.

— У парня очень хорошая конституция, и алкоголизм будет долго добивать его, если увидишь его — передай привет, я не смог ему помочь, потому что я не волшебник и переделать реальность не могу. Ему надо было бы просто уехать, жить отдельно от отца, он очень манкировал лечением…

— Он манкирует не только лечением.

Они ехали через сосновый бор. Тонкие стволы молодых деревьев исчертили почти ровными квадратами светлый песок, усыпанный хвоей, какая-то птица вскрикивала тревожно и равномерно, почти в такт качанию удивительно мягких рессор.

Бор. Боровицкие ворота. Через них Ирина убегала к Максиму, он поджидал ее со своим автомобилем возле Пашкова дома, и весной свиданку чуть не сорвал Иосиф. Ирина рассказала, смеясь.

— В Кремле — новое правило: когда Иосиф идет по коридору, никто не имеет право выходить из комнат. Все замирает, а мне — срочно в туалет, а потом к Максиму. Вот я и выскочила, бегу по коридору, а из-за поворота — Иосиф навстречу. У меня сердце в пятки, ну, думаю, — не видать мне сегодня не только Максима, еще и с работы выгонят. Трещалина такого случая не упустит, она меня ненавидит, но Иосиф был в хорошем настроении: «Ты что так похудела, шаромыжница?», — спрашивает с улыбкой. Я отвечаю: «Болею», а он: «Нет, это у тебя, — говорит, — наверное, головокружение от успехов». И пошел дальше. Повезло мне на меня не цыкнул и Трещалиной ничего не сказал. Но ты представляешь — ему известно все.

— Ты молчишь… «Умирают песни скоро, словно тени от узора густолиственного бора», не будешь спорить, что это Байрон?

— Я не знаю этих стихов. Прочитайте целиком.

— Лучше другие.

знаешь, что есть главное для каждого человека, Чтобы его кто-то любил.

— Возможно я урод, но для меня важнее — любить. Всех моих близких, пока хватит сил. Это такое счастье — любить, люди редко позволяют любить их, но все равно надо стараться…

— Ты сейчас вспоминала о чем-то смешном и не неприятном. О чем? Расскажи мне.

— Забавный эпизод из жизни моей подруги. Зачем мы так много говорим о чепухе, о моих подругах, о моей работе, моей работой было находиться в подчинении и выполнять распоряжения, у меня не было никакой квалификации, но теперь, через два года, у меня будет квалификация инженера…

— Значит, все-таки мы говорим не о чепухе, раз тебя не устраивало твое прежнее положение.

— Не только меня, моего мужа тоже. Но ответьте мне на очень важный для меня вопрос: чем отличается просто несчастливый человек, который в разладе с собой и с окружающим миром от больного? То, что все время вспоминаю? Это симптом? Но у меня никогда не было времени для воспоминаний.

— Желание вспомнить свою жизнь — это норма. Воспоминания и восприятие — так точнее. Но есть одна особенность сознание — стремление забывать неприятное. Когда человек осознает, помнит это неприятное — он, как и все мы, несчастен. Но в случае, когда это забытое ускользает, когда оно как бы даже не забыто, потому что не было осознано, не было замечено, и может быть даже не достигло сознание, тогда оно гноится и делает человека больным. Иногда такой неприятный эпизод вспоминается случайно во время разговора о чепухе, как ты сказала.

— Неприятного было так много… Я вас обидела, назвав чепухой наши разговоры?

— Нисколько. Это тоже сопротивление. Но мы, кажется, договорились разделить анализ и наше дружеское общение.

— Зачем же вы меня спрашиваете, о чем я думаю?

— Виноват. Просто у тебя очень изменяется лицо в зависимости от мыслей и настроения. Иногда оно вдруг грубеет, тяжелеет, а вот недавно было совсем, как у той прежней девочки. Я и спросил. Больше не буду.

— Я сегодня в лечебнице видела рояль. На нем можно играть?