Летописи об этом молчат. Иначе и быть не могло. Маловероятно, чтобы Александр Невский делился с кем-либо столь дерзновенными помыслами, да и летописцы, если о чем-то и догадывались, предпочитали молчать. Орда, конечно же, без особых затруднений могла устранить Александра Невского, увидев опасность в его усилении.

За мир с Ордой, за спокойствие на Русской земле надо было платить. Александру пришлось оказать содействие ордынским чиновникам в переписи русских земель для регулярного взимания дани. С другой стороны, перепись земель, проводимая ордынцами, делала Александра доверенным лицом хана по взиманию дани.

Ордынская перепись вызвала новые волнения во всех землях Северо-Восточной Руси. Александр сделал все возможное, чтобы эти волнения не вылились в открытый отпор ордынским переписчикам, ибо это навлекло бы, в свою очередь, ответную карательную «рать». Суздальская летопись лаконично сообщает: «Приехаши численици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязаньскую и Мюромьскую и ставиша десятники и сотники и тысячники и темники, и идоши в Орду, тольико не чтоша игуменовъ, черньцов, поповъ, крилошан, кто зрит на св. Богородицу и на владыку».

Вопрос, кто были эти десятники, сотники, тысячники и темники, остался невыясненным. Можно предположить, что вся эта система отличалась от баскачества, от неупорядоченных разъездов ордынских чиновников с летучими отрядами за данью по русским городам и селам в первое десятилетие после нашествия Батыя. С. М. Соловьев высказал предположение, что баскачество прекратилось усилиями Александра Невского, что десятники, сотники и тысячники в подавляющем большинстве не были ордынскими чиновниками, а княжьими сборщиками дани. Не знаем мы и ни одного ордынского темника, который постоянно представлял бы интересы Орды в сборе дани. Безусловно, упорядоченный сбор дани создавал более благоприятные условия для ликвидации последствий погрома, чем наезды ордынских баскаков. Но сама по себе перепись не могла не ужаснуть все слои населения своей регулярностью и безысходностью.

Первыми поднялись новгородцы. По новгородской «старине», по своему обычаю указали «путь чист» из города князю Василию, сыну Александра Невского, и призвали к себе из Пскова тверского князя Ярослава Ярославича, сторонника Андрея. Новгород раскололся надвое: «вятшие» люди — крупное боярство — стояли за то, чтобы допустить «перепись», в то же время «меньшие» заняли иную позицию — они «целоваша святую Богородицу… како стати всем, либо животь, либо смерть за свою отчину новогородскую…» (Новгородская I летопись).

Одни историки усматривали в этих событиях проявление классового размежевания феодального Новгорода. Другие исследователи видели в них лишь борьбу различных группировок привилегированного населения Новгорода, причем факт политического «расщепления» этого населения объяснялся ими не столько «полярностью» социального положения, сколько неоднозначностью их позиций в развернувшемся тогда противоборстве различных княжеских домов Русской земли, неоднозначностью их ориентаций на эти конфликтовавшие друг с другом княжеские группировки. Такое объяснение представляется нам более убедительным. Видимо, уже в 1257–1259 годах всегда хорошо информированные новгородцы почувствовали обострение противоречий между княжеским домом Александра Невского и домом тверских князей, во главе которого стоял Ярослав Ярославич. Произошедший тогда «раскол» новгородцев на два лагеря, в сущности, отражал возникавший конфликт между этими князьями, возникавший, разумеется, не без участия ордынской дипломатии. Отсюда необходимость постоянного внимания к развитию межкняжеских отношений.

Уже с Ярослава Всеволодовича обнаружилось, что ордынские ханы берут на себя роль верховных судей в спорах между князьями об их праве на великокняжеский стол и уделы. На первом этапе княжеских взаимоотношений с Ордой это могло устраивать многих князей. Им случалось в межкняжеской борьбе приводить на Русь иноземцев. Александра Невского упрекнуть в этом мы не можем. Как только новгородцы изгнали его сына и объявили, что не примут ордынской переписи, он собрал суздальские и владимирские полки и поспешил в Новгород. Лучше было утихомирить непокорных своими силами, чем получить на Русь новую ордынскую рать. Новгородцы простояли, ополчившись, три дня и впустили Александра Невского в город. Он отстранил посадника, возглавившего сопротивление ордынской переписи, и поставил нового, своего человека Михалку Степановича.

Однако сопротивление новгородских «меньших» людей на этом не кончилось. Следующая вспышка относится к 1257 году. Перепись довольно спокойно прошла в низовых землях, в Рязани, во Владимире, в Суздале. Новгородцы, узнав о приближении ордынских чиновников, убили посадника Михалку и «сметошися люди чересъ все лето». Александр Невский повел ордынских чиновников в город под охраной своих полков. Сына своего Василия за непокорность и поддержку новгородского восстания сослал на низ, многих зачинщиков казнил.

Это дало право некоторым историкам упрекнуть Александра Невского в неблаговидном сотрудничестве с ордынцами и в прямом участии в переписи. Неужели и теперь, спустя много веков, когда можно спокойно взвесить, чем грозил приход на Новгород карательной рати Орды, неясно, что, воздав должное патриотическим чувствам одной из группировок привилегированного населения Новгорода, нельзя не признать правомерности действий великого князя, отводившего своим участием в переписи бедствия значительно большие. Добавим, что в 1257 году Александр Невский не стал настаивать «на ордынском исчислении» и дал возможность новгородцам отделаться лишь богатыми дарами хану.