Задача, вставшая перед Сталиным, была сложной и всеобъемлющей, грандиозной. Мир еще не имел опыта подобного реформирования. Коллективизацию необходимо было осуществить на территории СССР, состоявшей из весьма крупных административных единиц: Украинской ССР, Казахской ССР, Северо-Кавказского края, Сибирского края, Нижне-Волжского края, Средне-Волжского края, Центрально-Черноземной области и Московской области. Каждый из этих регионов по площади занимаемой территории и количеству населения превышал размеры многих европейских государств.

В центре этим процессом руководили опытные партийные функционеры, такие, как Я.А. Яковлев (Эпштейн), Г.Н. Каминский, украинец И.Е. Клименко. Во главе его на местах стояли поляк Станислав Косиор (Украина), Шая Голощекин (Казахстан), Мендель Хатаевич (Средняя Волга), русский Борис Шеболдаев (Нижняя Волга), русский Андрей Андреев (Северный Кавказ), литовец Юозас Варейкис (Черноземный центр), латыш Карл Бауман (Московская область), латыш Роберт Эйхе (Сибирь). Это те главные лица, которых Сталин позже обвинит в «головокружении от успехов».

Конечно, к тем, более полувековой давности событиям нельзя подходить с современными мерками. Их своеобразие заключалось в особенностях психологии людей того времени, как ставших объектом коллективизационной реформы, так и представлявших ряды ее исполнителей. Непримиримость и радикализм были обоюдными, поскольку по обе стороны крестьянских баррикад стояли малограмотные, но убежденные в своей правоте люди.

На дестабилизацию обстановки в значительной степени влияло то, что активно сопротивлявшиеся коллективизации кулаки распространяли в деревнях слухи и сплетни: будто бы в колхозах все будет общее; даже жены, которых «станут отпускать во временное пользование по талонам или карточкам. Спать колхозники будут под общими одеялами».

Все эти измышления, превращающиеся в антиколхозную пропаганду, вызывали озлобление и множили ряды недовольных. Как бы подтверждая эти пугающие нелепости и провоцируя население деревни к сопротивлению, на местах обобществление часто доводили до абсурда, изымая у вступавших в колхоз все - вплоть до кур и мелкой живности. Но присутствовала и еще одна особенность, которая замалчивалась советскими историками. В числе организаторов и участников коллективизации было много коммунистов и комсомольцев - евреев, испытывающих почти врожденную ненависть к христианской религии.

Воспользовавшись случаем, как и в начале 20-х годов, они спешили нанести новый удар по Русской православной церкви. Люди некоренной национальности страны, они видели в церкви опору для сопротивлявшейся коллективизации деревни и, по их мнению, ниспровержение религии должно было идеологически разоружить сельских жителей. В деревнях закрывались церкви, сбивались кресты, снимались колокола и сжигались иконы.

И, как показали последующие политические судебные процессы, часто оппозиция умышленно провоцировала этот радикализм, стремясь вызвать недовольство крестьян властью, она надеялась таким способом «снять» руководство страны.

О том, что в эти бурные, почти неистовые годы Сталину было весьма непросто проводить свою политику, свидетельствует история, казалось бы далекая от проблем коллективизации. Именно в то время, когда в стране, раздираемой классовыми, национальными и религиозными противоречиями, шла борьба за организацию колхозов, в столице велась другая схватка.

Еще с 5 апреля по 12 мая 1928 года газета «Комсомольская правда» опубликовала серию из семи (!) острых, обличительных статей, призывавших к разгрому «головановщины». В них шла речь о главном дирижере Большого театра (ГАБТа), с 1925 года профессоре Московской консерватории, Николае Семеновиче Голованове. Выдающегося русского музыканта газета обвинила в антисемитизме и антисоветчине.

Начало кампании положило заявление дирижера ГАБТа А.М. Пазовского, направленное им в местком театра 24 марта 1928 года. В нем Пазовский сообщал: «В воскресенье 19-го сего месяца после прослушивания новой оперы С.Н. Василенко на либретто «Сын солнца», соч. Гальперина, дирижер ГАБТа гр. Голованов, говоря о прослушанной опере… высказал удивление, зачем, мол, композитор С.Н. Василенко «пишет музыку на либретто этого пархатого жида».

Хотя при разборе этого заявления Василенко и другие участники прослушивания категорически отвергли утверждение Пазовского - обвинения в антисемитизме отклонил и сам Голованов, - тем не менее 18 апреля местком передал материалы расследования в прокуратуру.

В защиту Голованова выступили десятки деятелей искусства. Среди подписавших письмо о прекращении преследования режиссера были К. Станиславский, М. Ипполитов-Иванов, В. Качалов, И. Москвин, М. Чехов. 11 апреля организационно-репертуарная комиссия ГАБТа решила: «Считать кампанию, поднятую против Голованова, ничем не оправданной травлей».

Однако «творческая интеллигенция» не прекратила нападок на талантливого дирижера. 25 декабря 1928 г. «Комсомольская правда» разразилась очередной истеричной публикацией по адресу русского музыканта. И 10 января 1929 года вопрос о Голованове рассматривался на заседании Политбюро.