В решении было записано: «а) считать, что возобновившаяся кампания травли и бойкота Голованова… не оправдывается обстоятельствами дела и неправильна, б) предложить «Комсомольской правде», всем другим органам советской печати («Правда», «Известия», «Рабочая Москва», «Рабочая газета» и др.) не допускать впредь подобной кампании».

Однако даже после этого постановления, почти год спустя, Сталин вновь вынужден был вернуться к этому вопросу. 15 декабря 1929 года Политбюро снова рассматривало материал «О Голованове». В решении записали: «Поручить комиссии в составе тт. Кагановича, Бубнова, Шкирятова рассмотреть вопрос на основе мнений в Политбюро».

5 января 1930 года Секретариат ЦК, рассмотрев выводы комиссии Кагановича, постановил:

1. «Констатировать, что постановление правительства о прекращении травли и бойкота Голованова не выполнено (нападки на Голованова продолжались со стороны части слушателей консерватории, а также имело место проявление неправильного бойкотского отношения к Голованову со стороны культотдела МОПС).

2. Указать Раскольникову и Пшебышевскому на то, что они не приняли никаких мер к проведению в жизнь постановления правительства.

3. Обязать Наркомпрос принять все необходимые меры к обеспечению элементарной обстановки в консерватории, Софиле и т.п.».

В результате организованной травли, продолжавшейся более двух лет, выдающийся музыкант и дирижер был вынужден уйти из Большого театра. Сохранилось свидетельство: разговаривая с Головановым по телефону, Сталин предложил ему продолжить работу. Все еще ощущавший себя несправедливо обиженным, дирижер пытался отказаться. «Я плохо себя чувствую, - сказал он.
– Это слишком для меня большая нагрузка». И вождь понимающе возразил: «Николай Семенович, я тоже сейчас болею, да работаю. Прошу вас поработать. Становитесь за пульт и делайте классику классикой».

Сталин восстановил права талантливого русского человека, которого целенаправленно и методично травила «творческая» интеллигенция. Политбюро трижды рассматривало этот вопрос. И сегодня даже трудно представить, что какая-то мафия, окопавшаяся в учреждениях столицы, могла методично, экстремистски противостоять позиции ЦК. Но таковы были атмосфера и нравы того времени.

Могло ли проще обстоять дело со значительно более сложным крестьянским вопросом? Жесткие методы коллективизации вызвали поток жалоб. В правительство посыпались письма, в которых высказывалось возмущение по поводу практики проведения политики раскулачивания. Однако на предостережения ЦК руководство республиканских, областных и районных центров реагировало пренебрежительно, доказывая правильность своих действий. С мест в Москву поступали победные рапорты.

Так, Б.П. Шеболдаев из Нижне-Волжского края сообщал: «Работа в крае протекает без всяких осложнений, при большом подъеме батрацко-бедняцких масс». Руководивший коллективизацией в Черноземном центре литовец Юозас Варейкис писал в «Правде»: «Раскулачивание идет при активном участии бедноты… Беднота большими группами ходит вместе с комиссиями и отбирает скот и имущество. По ночам по своей инициативе (курсив мой.
– К. Р.) сторожат на дорогах при выезде из селения и задерживают убегающих кулаков».

В конце 1929 года в высших эшелонах преобладала уверенность, что коллективизация развивается успешно Регулируя этот процесс, 5 января 1930 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». 21 января 1930 года в «Правде» и «Красной Звезде» появилась статья Сталина «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса».

Нельзя сказать, что эти темпы были чрезмерно завышены. В соответствии с постановлением коллективизацию на Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге намечалось осуществить не позднее весны 1931 года, но в других районах ее намечалось завершить лишь осенью 1931 и даже весной 1932 года.

Однако темпы коллективизации продолжали нарастать вне зависимости от этого постановления. Если к концу 1929 года ее уровень составлял 7,6%, то к 20 января 1930 года он достиг 21,6%. Особенно высокие темпы коллективизации к концу января обеспечили: Косиор - 25% хозяйств на Украине, Хатаевич - 41% на Средней Волге, Шеболдаев - 67% на Нижней Волге.

Примечательно, что инициаторами волнений в деревне часто становились представительницы «слабого пола». Как отмечают А. Колпакиди и Е. Прудникова, 17 января 1930 года Острогожский окружком сообщал в обком Центрально-Черноземной области о «мятеже» женщин двух деревень: «Со сторон партийных представителей в связи с этим выступлением женщин были допущены невыдержанность и грубость (стрельба вверх, грубые ругательства и т. п.), которые могли вызвать восстание».

Кстати, крестьянок даже можно понять. Как указывалось выше, противники коллективизации уверяли, что «бабы» в колхозе будут общими. Впрочем, если крестьянин, возможно, мог бы расстаться ради новой жизни с «бабой», то поступиться живностью ему было тяжелее. Даже позитивно настроенные по отношению к колхозам крестьяне при записи в общее хозяйство не стали сдавать свой скот.

Крестьянин, особенно середняк, часто шел в колхоз, как в партизаны, - «как тот мужик, что перед походом Наполеона поджигал собственный дом», - и уничтожал все, даже птицу. Только в январе - феврале 1930 года было забито 14 миллионов голов крупного рогатого скота.