Шрифт:
— Какой бойкий, — улыбнулся посадник, — а по-русски как следует еще говорить не научился.
— Вот-вот, я то же думаю. Нацарапал невесть что, ни одного слова разобрать нельзя, — поддержал отца Михалка, удивленно уставившись в грамоту.
— Дай-ка я попробую прочесть, — сказал рыцарь, взял у Михалки берестяной свиток, развернул его и стал читать. — Мне казалось, что я русский язык хорошо знаю, а здесь ничего понять не могу…
— А вы читайте буквы не слева направо, а сверху вниз, — озорно зыркнув на Михалку глазами, сказал Онфим.
Рыцарь стал послушно читать по складам:
— «Не-ве-жя пи-са, не ду-ма ка-за, а хто се ци-та…»
Тут, покраснев от гнева, посадник вырвал у рыцаря грамоту, разорвал ее и бросил.
— Ах ты кубра! [32] Вон отсюда, скоморошьи дети! — закричал он так, что графины на столе отозвались тонким звоном. — Чтобы я вас больше не видел и не слышал!
Приятели бросились наутек, не забыв, однако, прихватить горсть орехов.
— Успокойся, Штефан, — улыбнулся рыцарь. — Я сразу понял, что это шутка.
32
Кубра — шалун.
Тут раздался стук в дверь, и в горницу с низким поклоном вошел Митрофан. Посадник быстро направился навстречу холопу, развернул берестяную грамоту Александры и тут же у дверей начал читать.
Митрофан выпрямился. Ростом и шириной плеч он был под стать посаднику. Только вот погрузнел Степан Твердиславич, а у Митрофана и под широкой свитой заметен был стройный стан.
— Так… Значит, навстречу врагу решили пойти, в разведку? — спросил посадник, испытующе глядя в глаза Митрофана.
— Может, и так, только когда я уезжал, об этом речи еще не было…
— Тут сказано, что тебя надо снарядить обратно. Дать с собой оружие, овес для лошадей и другие припасы да три штуки белого полотна. Зачем это, ты не знаешь?
— Не знаю, батюшка.
— А еще просит прислать с тобой толмача, который на языке таурмен [33] говорить умеет. Так у меня на примете сейчас никого нет…
— Я с ним поеду, — неожиданно сказал рыцарь. — Я столько по свету бродил, что, наверное, все, какие есть на земле языки, понимать научился.
33
Таурмен — татарин.
— Разве ты не знаешь, Иоганн, куда и зачем они направляются? Для чего же тебе идти с ними? Рисковать головой?
— По трем причинам, — беспечно ответил рыцарь, — во-первых, я люблю тебя и твою дочь и думаю, что смогу ей помочь, во-вторых, я вагант, а значит, бродяга, а в-третьих, я хочу увидеть лицо врага поближе…
— Сколько времени тебе нужно на сборы? — сурово прервал его Степан Твердиславич.
— Ты не успеешь нужные распоряжения своему холопу отдать, как я уже готов буду, — ответил рыцарь и направился, позванивая золотыми шпорами, к чулану, где, аккуратно сложенные, хранились его доспехи.
— Дочь права, надо разузнать, куда двинется после Торжка войско Батыя. Да и попытайтесь перехватить и задержать их разведку.
Рыцарь кивнул. Потом негромко и спокойно, как будто это было самым обычным делом, спросил:
— Надолго задержать?
Посадник, вздохнув, ответил:
— На сколько сможете…
Иоганн глухо проговорил:
— Все будет исполнено. Для меня честь за Новгород умереть. Но ведь там твоя дочь, Степан… Прикажи…
— А для нее, что ли, не честь умереть за Новгород?! — с трудом выговорил посадник.
Митрофан поднял свои белесые ресницы, хотел что-то сказать, но запнулся. Посадник молча глядел куда-то вверх и вдаль, застыв совершенно неподвижно. Словно видел сейчас далеко, может быть, заснеженные берега Ловати, может быть, стены горящего Торжка… Наконец Степан Твердиславич очнулся, тряхнул своей седеющей гривой и раздельно сказал, обращаясь к Митрофану:
— Я не посылаю с тобой рати — вам надо действовать скрытно и осторожно, это даже хорошо, что вас мало…
— Со мной будет дюжина, — напомнил о себе рыцарь.
Пока посадник вполголоса наставлял Митрофана, Иоганн Жан фон Штауфенберг успел натянуть на свое тощее тело блестящую кольчугу из стальных колец арабской работы, надел шерстяной колпак, пристегнул к широкому кожаному поясу на двух цепочках тяжелый франкский меч с серебряной бляшкой на ножнах в виде раковины. На голову он водрузил железный шлем, похожий на сноп, с набитой на него золоченой пластиной с изображением святого Иоганна, отчего стал казаться еще выше. Закончив облачение, рыцарь накинул плащ и взглянул на посадника.