После этой встречи вся жизнь Иоганна круто изменилась. Он скитался по свету, углублял свои знания в университетах Европы, но дух его был смятен, пока не нашел он единомышленников в обществе вагантов. За все эти годы Иоганн ни разу не нарушил свою клятву, никому еще не открыл тайну греческого огня. Наступил ли сейчас такой момент? Ведь если не остановить дикие полчища Батыя, они вторгнутся в Европу и разорят ее. Выдав секрет русским, он, может быть, спасает свою родину. А если… русские… Надо сначала увидеть врага своими глазами…

Тут размышления рыцаря были прерваны какими-то криками и шумом. С треском распахнулась дверь, ведущая в горницу, и в залу вбежали двое запыхавшихся мальчишек лет девяти-десяти. За ними еле поспевала, путаясь в подоле длинной полотняной рубахи, нестарая еще женщина и повалилась в ноги посадника.

— Ахти, вещь какая, батюшка, приключилась! Не доглядела… Казни меня, непутевую, — причитала она, боясь поднять голову, покрытую повойником [28] и убрусом [29] , концы которого волочились по полу.

— Встань, Марфа, — строго сказал Степан Твердиславич, — объясни толком, в чем дело.

Тем временем мальчики, увидев, что посадник не один, остановились у дверей и отвесили рыцарю низкий поклон, дотронувшись правой рукой до пола. Иоганн кивнул им в ответ. Тут боярич, что был повыше ростом и одет побогаче, смело обратился к посаднику:

— Отец, мы тут с Онфимкой поспорили. Он говорит, что черные фигурки в шахматах крашеные, а я говорю — нет. Вот, посмотри, я у черного коня отбил ухо — так оно насквозь черное. Разве краской можно кость насквозь покрасить? — И он разжал кулачок, в котором действительно был черный конь с отбитым ухом и само ухо.

— Да как же ты смел, Михалка, ухо отбить? — возмущенно загремел посадник. — Ведь эти шахматы сделаны из драгоценной слоновой кости! Иоганн привез их из самой далекой Индии. Им цены нет. Этот конек, — продолжил он, забирая фигурку у сына, — дороже живого стоит. А ты ухо отбил. Вот я тебе самому сейчас ухо откручу!

При этих словах Марфа в страхе перекрестилась.

— Не горячись, Штефан, — вмешался рыцарь, — сын твой острый ум и страсть к исследованию показывает. За это надо не ругать, а хвалить. Ты прав, Михель, фигуры из черной кости некрашеные. Если кость, даже слоновая, долго пролежит в пустыне под палящим солнцем, обдуваемая горячим песком и ветром, то она становится насквозь черной. А ухо мы так приделаем, что и заметно не будет.

Рыцарь взял коня и ухо, достал из кожаного мешочка, висевшего на поясе, маленький стеклянный флакон с притертой пробкой, капнул из него чем-то тягучим, как смола, и приставил коню ухо.

— Через два часа, мой герцог, это ухо только молотком можно будет отбить, — сказал рыцарь, передав ему коня.

— Что это ты меня герцогом величаешь? — улыбнулся Степан Твердиславич. — Не герцог я, а раб божий, Новгороду верный слуга, сколько раз тебе говорил.

Михалка победоносно толкнул Онфимку в бок.

— Твоя взяла, — согласился тот. — Зато вот эту грамоту ты прочесть не сможешь, — продолжал он шепотом и вынул из гамалейки [30] , висевшей на поясе его холстинной рубахи, маленький берестяной свиток и незаметно отдал Михалке.

Тот спрятал грамотку в рукав и обратился к отцу:

— Батюшка, позволь нам удалиться…

— Позволь им остаться, Твердиславич, — попросил рыцарь, — давно я с Михелем не виделся. Я поражен: такое сходство, — весь в тебя, только глаза карие, как у матери.

— Ладно, — согласился посадник, — пусть пока побудут. А ты, Марфа, можешь идти.

Нянька облегченно вздохнула и ушла, крестясь и кланяясь. Рыцарь подвел мальчиков к столу и пододвинул им расписную деревянную миску с грецкими орехами, сваренными в меду. Ребята нерешительно переглянулись, но, повинуясь кивку посадника, сели на лавку и принялись за орехи. Михалка украдкой вытащил грамоту и изредка на нее поглядывал.

— Кем же вы, ребята, будете, когда вырастете?

— Я еще не решил, — признался Михалка. — Подучиться надо. Я давно хотел тебя спросить, дядя Иоганн, почему в твоих шахматах вместо ладьи, как у нас, каменная башня поставлена? Башня, она ведь только на месте стоять может, не то что ладья.

— Ты прав, Михель, мне тоже ладья больше нравится, чем тура, но так уж у нас принято. Но ты молодец. А ты, Онфимка?

Худенький скуластый мальчик ответил, преодолевая смущение:

— Хочу быть воем [31] . Рыцарем, как ты. Сражаться с врагами до самой смерти.

— Что ж, — кивнул Иоганн, — счастлива и благородна смерть за родину. Но не всегда же идет война. А что в мирное время делать будешь?

— Чтобы победить в бою, нужно готовиться к нему зараньше, — убежденно ответил Онфим.