Если в 1953 году, когда подписывали Акт, пишущая машинка, хоть и имела характерные особенности, но была новая или почти новая.

Впоследствии её не берегли только для печати вновь изменяемого и редактируемого текста Акта, а использовали регулярно для повседневной работы. С хозяйственной точки зрения это было разумно. Но для воспроизведения первоначального вида документа это было неправильным, потому что механический износ всех её агрегатов и частей постоянно увеличивался. На последнем, дошедшем до нас экземпляре Акта, пишущая машинка выглядит весьма потрёпанной и состарившейся - изменились расстояния между буквами как по горизонтали, так и по высоте. Стало иным их расположение при различных буквосочетаниях. А характерные дефекты самих букв остались почти такими же, как и прежде. Это прекрасно видно при сравнении с листами, на которых остались оригинальные подписи, -должности и звания врачей, подписавших документ, напечатаны на той же пишущей машинке № 89, но, видимо, очень давно.

Вероятно, работу по изменению Акта в каждый временной период делали разные люди, которые выполняли каждый раз только одну конкретную задачу. В связи с этим они видели только последний вариант Акта и не могли знать, что сделано их даже совсем близкими предшественниками. Поэтому столько дыр от степлеров на листах с подписями академиков. Но зачем это нужно было делать, если всё соответствовало действительности?

В Акте весьма подробно, даже слишком натуралистично (не буду цитатой травмировать читателя), описан каждый палец ног. Но составителям последнего варианта Акта скорее всего и не положено было знать, что содержится в другой папке. А в ней есть документ, в котором, как видел читатель, врачи ещё в 1926 году отметили сращение двух пальцев на левой ноге. Об этом в Акте нет ни слова.

Значительная часть историй болезней Сталина имеет разночтения, неточности, пробелы и не отвечает требованиям объективного источника информации, способного обеспечить беспристрастное изучение картины здоровья, болезней и смерти этого человека.

Если допустить, что Сталин умер своей смертью от старости, то зачем нужно было вносить столько изменений в истории болезней?

Возникает вопрос: «Почему Хрущёв не поручил сжечь все медицинские документы Сталина?». Всё было бы значительно проще -не было бы необходимости громоздить их многочисленные фальсификации.

Для сокрытия своих кровавых дел Хрущёв приказал в 1955 году изъять и уничтожить все документы из архивов госбезопасности, на которых стояла его подпись. Три небольшие папки с историями болезней Сталина ни в какое сравнение не идут с объёмом сотен тысяч дел людей, расстрелянных и репрессированных по воле Хрущёва на Украине, в Москве и в Московской области. И гадали бы мы, кто уничтожил истории болезней: Сталин или Берия? А так имеем красочную картину убийств их обоих. (О том, что произошло с Л.П. Берией, поговорим позже). Молодец, Никита Сергеевич, всех перехитрил! Но больше всех -самого себя.

Очень интересен и такой факт: документ «Свидетельство о смерти И.В. Сталина» пока не найден. А быть может, его и не было. И вправду -кому свидетельствовать, если весь мир об этом знает?

Вот и всё о сохранившихся либо об отсутствующих по разным причинам медицинских и юридических документах.

Специалисты-врачи, в их числе кардиологи и токсикологи, могут не только квалифицированно прокомментировать оставшиеся медицинские свидетельства и имеющиеся данные, но и оценить действия своих коллег с учётом уровня науки того времени. При изучении этих материалов нельзя забывать, что со времени описываемых событий прошло уже больше 50, а то и 80 лет. За это время изменились не только методы лечения, но и понимание причин и следствий болезней. Далеко шагнула вперёд не только наука, но и техника их диагностики и лечения.

Особенно, конечно же, интересно мнение токсикологов. Почему, например, бактериологические анализы в 1946, 1947 и 1950 годах давали отрицательные результаты и почему пропали другие, кроме сделанных 2 и 5 марта, ЭКГ? Или почему не делались химические анализы материала, взятого в 8.20 утра 5 марта 1953 г.?

***

...Вспоминается Колонный зал Дома Союзов в морозные мартовские дни 1953 года. Мне было тогда 9 лет, но помню всё, будто это было вчера. Если вы вспомните себя в этом возрасте, то легко поймёте меня.

Мой отец участвовал в подготовке и проведении похорон. 8 марта на служебном автобусе с отцом и сестрой мы подъехали к шестому подъезду Дома союзов со стороны Пушкинской улицы. (Через пятьдесят лет ни я, ни сестра не вспомнили о присутствии каждого из нас в Колонном зале - время и само событие вычеркнуло нас из памяти). В зале приглушённо звучали траурные мелодии, было сумрачно. От хвои венков и, казалось, от слёз воздух в зале был терпким и горьким.

С правой стороны от возвышения, на котором стоял гроб, было несколько рядов скреплённых между собой простых деревянных кресел с откидывающимися сидениями, которые, как рассказывал мне потом отец, принесли из расположенного напротив кинотеатра «Стереокино» (В нём демонстрировались фильмы, как теперь говорят, в формате 3D). Кто-нибудь, наверное, ещё помнит этот кинотеатр.

Перед рядами кресел стояли обычные стулья, на которых сидели дети Сталина, их родственники и знакомые. За ними, в рядах, было много людей, но все сидели очень тихо, разговоров не было. Лишь иногда слышалось журчание жидкости, наливаемой в поминальные рюмки.

Сиденья у кресел были откидные и я, пробравшись между рядами, сел почти рядом с военным в иностранной форме (советскую военную форму мы, мальчишки, знали хорошо). Мы долго сидели и смотрели на Сталина, который лежал совсем близко в ярких лучах прожекторов. Когда настало время уходить, я неловко соскочил с сиденья, и оно с громким стуком встало в вертикальное положение. Я с опозданием придержал его и, словно извиняясь, посмотрел на военного. В этот момент он повернулся ко мне, мы встретились глазами. Тогда я первый раз в жизни увидел, как плачет взрослый мужчина. По щекам седого военного текли самые настоящие, большие блестящие слёзы.