Эйзенхауэр широко использовал прессу для пропаганды идеи союзнического единства. Он считал, что англо-американская дружба является необходимым условием окончательной победы, и делал все возможное, чтобы эту дружбу укрепить на долгие времена. Летом 1942 года основное внимание он уделял установлению добрых отношений между британской общественностью и американскими солдатами, летчиками и моряками, поток которых на Британские острова постоянно рос и достиг в конце концов двух миллионов.

Эйзенхауэр как командующий играл главную роль в формировании отношения британцев к американской армии. Он понимал это, осознавал свою ответственность и прекрасно справлялся со своей ролью. Лондон полюбил его. Он был такой большой, такой великодушный, такой неунывающий, такой умный, такой откровенный, такой энергичный — одним словом, такой американский.

Кроме того, что он привлекал внимание сам по себе, он представлял американскую военную машину, призванную сокрушить нацистов, поэтому он неминуемо становился центром притяжения. Его отношения с лондонской прессой были столь же хорошими, как и с американской. Англичанам нравились статьи, в которых, по описаниям, он принимал их такими, какими они были, не пытаясь копировать их манеры, но и не насмехаясь над их привычками. Англичане смеялись над статьей, в которой говорилось, как Эйзенхауэр брал штраф в два пенса с любого американца, употреблявшего чисто английское выражение. Еще одна популярная история была связана с непомерным курением Эйзенхауэра — он выкуривал четыре пачки "Кэмела" в день. Удивленный американский посол сообщил Эйзенхауэру после ужина, что в Англии не принято курить за столом, пока не выпит тост за короля. Эйзенхауэр ответил, что больше не будет посещать официальных приемов.

Когда Маунтбэттен тем не менее пригласил его на ужин, Эйзенхауэр ответил "нет". Маунтбэттен проявил настойчивость и заверил Эйзенхауэра, что с курением проблем не будет. Эйзенхауэр неохотно согласился. После хереса гости принялись за суп. Как только суп был съеден, Маунтбэттен вскочил на ноги и выпалил: "За короля, джентльмены!" После тоста он повернулся к Эйзенхауэру со словами: "Теперь, генерал, вы можете курить все, что угодно*25. После таких историй и часто помещаемых в газетах фотографий Эйзенхауэр стал популярным человеком в Лондоне. Таксисты приветствовали его взмахом руки, люди на улицах желали удачи.

Кроме хороших отношений с английской публикой. Эйзенхауэр сумел установить добрые отношения и с британскими властями, особенно с самим Черчиллем. Он вскоре оказался среди регулярных воскресных посетителей Чекерса, загородной резиденции Черчилля. Простота Эйзенхауэра нравилась Черчиллю, и он платил ему тем же. Вот что, например, писал в своем дневнике Эйзенхауэр вечером 5 июня: "Начало вечера мы провели на лужайке перед домом... потом гуляли по лесу, обсуждая общие проблемы в связи с войной". После ужина они посмотрели кинофильм, а затем говорили до полтретьего ночи. В ту ночь Эйзенхауэр спал на кровати, на которой когда-то спал Кромвель *26. Маунтбэттен часто сопровождал Эйзенхауэра на полевые учения: если они выезжали на юг от Лондона, то ночевали в Брондлендсе, просторном поместье Маунтбэттена; если же они отправлялись на север, в Шотландию, то ночь проводили на его яхте.

Адмирал сэр Эндрю Б. Каннингхэм был еще одним представителем британской элиты, который, несмотря на то что имел очень мало общего с "простым канзасским фермером", стал одним из близких друзей Эйзенхауэра. Каннингхэм был воплощением королевского военно-морского флота, это был человек достойный и благородный, запоминающейся наружности, выдержанный, знающий и решительный. В послевоенных воспоминаниях он так описывал свое — да и большинства британцев — восприятие Эйзенхауэра: "Он мне понравился с первой встречи. Меня поразила его абсолютная искренность, прямота и скромность. В те далекие дни у меня сложилось впечатление, что он не очень уверен в себе; но что в этом странного? Он командовал одной из величайших десантных операций всех времен и работал в весьма необычной стране... Но вскоре все увидели в нем истинно великого человека — настойчивого, одаренного и дальновидного, с подкупающими манерами и постоянным наивным удивлением той высокой позиции, на которой он оказался" *27.

Во время военных действий хорошие отношения Эйзенхауэра с британскими руководителями не раз сослужат ему добрую службу. Его связывали дружеские отношения с ведущими политиками, генералами ВВС, адмиралами и самыми различными английскими штабистами, работавшими в его штаб-квартире. Исключениями служили только генералы сухопутных сил, особенно два их руководителя, Монтгомери и Брук. Во всем остальном отношения Эйзенхауэра с британцами не могли быть лучше и полезнее для блага англо-американского единства.

Когда в июле 1942 года Эйзенхауэр добивался англо-американского единства, на стратегическом фронте единства не было. Англичане хотели вторгнуться в Северную Африку осенью 1942 года, а Эйзенхауэр — к тому времени уже генерал-лейтенант — планировал подготовку к операции "Раундап", высадке во Франции в апреле 1943 года. Он был также готов начать и операцию "Следжхаммер" в конце 1942 года, если обстоятельства вдруг потребуют оттянуть часть немецких войск с Восточного фронта.

Он понимал, что "Следжхаммер" почти наверняка окажется самоубийственной операцией, но, как он писал, "мы не должны забывать, что наградой является сохранение восьми миллионов русских на фронтах". Не попытаться помочь Красной Армии, если она окажется на грани катастрофы, было бы "одним из величайших военных промахов всей истории" *28.

Но англичане не собирались участвовать в операции "Следжхаммер". И хотя Рузвельт хотел начать наступление, американская армия не имела достаточно сил, чтобы проводить операцию в одиночку. Черчилль заявил, что в 1942 году будет или Северная Африка, или ничего. Рузвельт выбрал Северную Африку.

Эйзенхауэр впал в уныние, узнав об этом решении. Он считал, что 22 июля 1942 года, день, когда это решение было принято, является "самым черным днем истории" *29. Его уверенность покоилась на убеждении, что решение в пользу Северной Африки (кодовое название "Торч", "Факел") свидетельствует о пассивном и оборонительном мышлении.