— Ну, этого не надо бояться. Раз мы поставили человека, то мы и защитим, если понадобится. В конце концов в своём районе мы хозяева. По крайней мере, собираемся ими стать. Это наша зона действия.

— Разве что так. Но все-таки не завидую я этим беднягам. Долго потом придётся доказывать свою причастность к подпольщикам или партизанам. И хорошо ещё, ежели удастся доказать.

Зазыба так и ждал с внутренним сопротивлением, что Манько предложит и ему в Веремейках какую-нибудь должность. Но секретарь райкома, вопреки его ожиданию, не торопился с этим. Он ещё долго рассуждал о связи с местным населением, которую надо безотлагательно налаживать во всех населённых пунктах района, о надёжной агентуре, которая стала бы слухом и зрением подпольного райкома, об опорных группах сопротивления в деревнях, которые, пока не хватает оружия, должны стать основным очагом пассивного сопротивления фашистам, и о разных других, не менее важных вещах, необходимых в борьбе с врагом. Потом спросил:

— Оружие у кого-нибудь в Веремейках есть?

— Думаю, что нет, кроме охотничьих ружей.

— Охотничьи ружья — это уже хорошо. Правда, ими с немцами не навоюешь. У немцев пулемёты, автоматы. Но пока что к чему, пока и мы заимеем пулемёты да автоматы, придётся и охотничьи ружья пускать в ход. Будем при их помощи добывать настоящее оружие. Прежде всего надо обезоруживать полицейских. Хорошо бы также поискать оружие на местах недавних боев.

— У нас их тут не было.

— Я это знаю. Но ведь шли большие бои по ту сторону Беседи. Там оружие должно бы остаться. Во всяком случае, вы поищите повсюду хорошенько, а вдруг что-нибудь да найдётся. Для активной борьбы нужно много оружия. Ну, а у вас лично от гражданской войны ничего не осталось?

— Нет.

— Жаль. Ну да ладно. Найдём чем сражаться, было бы желание. Главное, что нам удалось наконец встретиться. На этой встрече очень настаивал, уходя из района, товарищ Маштаков. Я даже пожалел однажды, что сам не был близко знаком с вами. Ну, а теперь будем прощаться. Мне сегодня ещё в одно место надо успеть. Надо надеяться, что мы с вами ещё не один раз поговорим. Простите, если что не так. Между малознакомыми людьми не всегда все как надо получается.

— Да, слишком уж долго вы, Касьян Касьянович, агитировали меня за Советскую власть.

— Ну, — развёл руками Манько.

— А я не так давно признавался Прокопу Ивановичу, как к ней отношусь. Так что…

— Не обижайтесь, товарищ Зазыба. Кстати, вот вы меня называете по имени и по отчеству, а я вашего имени не знаю. Давно уж слышу ото всех — Зазыба да Зазыба…

— Денисом меня зовут, а батька был Евмен.

— Значит, Денис Евменович. Вот и познакомились напоследок.

— Погодите-ка, — остановил секретаря райкома Зазыба. — Мне тоже у вас надо кое-что выяснить.

— Давайте.

— Тут объявился недавно Чубарь, знаете, председатель наш. — Где он?

— В Мамоновке.

— Прячется?

— Да.

— Правильно делает. Пускай ещё немного выждет. Скоро должен вернуться в район наш партизанский отряд. Мы его ждём уже несколько недель. Вот тогда и Чубарь ваш пускай присоединяется. Тем более что с самого начала предполагалось сделать его одним из бойцов отряда.

— Хорошо, я ему передам. Ну, а чья работа — паровоз у Белынковичей?

— Наша.

— Я так и подумал, что не сама по себе взорвалась под ним мина.

— Просто так ничего не бывает, Денис Евменович, — бодро и чуть хвастливо сказал Манько и по-свойски хлопнул Зазыбу по колену. — Кстати, Захар говорил, что вы со своими веремейковцами тоже вроде бы ездили туда на лошадях? Значит, все видели. Как оно? Как ваше впечатление? Словом, расскажите, какие результаты от взрыва?

— Результаты? — усмехнулся Зазыба и почесал в затылке, явно пытаясь таким образом смягчить впечатление от своей усмешки. — Знаете, есть такая прибаутка: убить зайца не убили, а шуму много наробили.

— Даже так?

— Нет, я не в том смысле, — спохватился Зазыба. — Я говорю, что… Одним словом, эшелон вам не тот попался. Четыре вагона с мукой. Даже никого не напугали.

— Но ведь паровоз повредили?

— Это так. А вот если бы ещё и немцев… А то муку они заставили нас перевезти в Белынковичи на станцию, этим все, сдаётся, и кончилось. <

— Ничего, другой раз лучше прицелимся.

— Да уж надо бы…

— А что люди там говорили?

— Большинство склонялось к тому, что мина осталась ещё от Красной Армии.

— Можете говорить теперь, что это не так.

— Я и сам подумал — не иначе кто-то нынче подложил её, эту мину, под рельс. Прямо на душе легче стало. А накануне ещё Захар мне шепнул — мол, ждут тебя в Гонче. Потому я и подумал, что диверсия местная. Во всяком разе, начало есть.

— А теперь — лично вам задание.

— Какое?

— Не волнуйтесь, старостой в Веремейках вам не быть. Слишком известный вы человек, чтобы использовать вас на такой должности. Тут может и наоборот получиться, односельчане ваши небось сразу подумают — раз красный орденоносец пошёл на службу к немцам, так, считай, все пропало, нет возврата Советской власти. Ну, а дальше как нам быть с вами, покажет время. Бог не выдаст — свинья не съест. Так, кажется, говорят?