Манько быстро сунул Зазыбе руку на прощание, но до порога, до которого было всего два или три шага, не проводил.

Когда Зазыба вышел из бани, Захар Довгаль стоял во дворе за сторожа.

— Покуда ты там разговаривал, — сказал он приглушённо, — тебя ограбили. Лодку взял кто-то. Я даже в потёмках не разглядел, что за человек. А выходить напоказ не решился. Придётся тебе, Денис, бродом идти. Переезд небось знаешь?

— Который?

— А хоть нижний, хоть верхний.

— До нижнего вроде ближе будет?

— Не очень, но ближе. Я б тебя проводил туда, показал, как у нас тут тропка идёт под обрывом, но сам знаешь — человек пока ещё на моей ответственности. Ну как, поговорили?

— Спасибо тебе. Вовремя вызвал, а то уж тоска одолевать стала.

Захар Довгаль зря тревожился, хоть и в сплошной темноте, но Зазыба не сбился со стёжки, которая по извилистому берегу привела его к нижнему переезду. Когда-то возле этого переезда Зазыба встретил белынковичского учителя Степана Мурача. Хорошо они поговорили по дороге в Белую Глину, и теперь Зазыбе подумалось, что напрасно потерял он из виду полезного человека: хоть Белынковичи, как говорится, не за горами, но по какой причине кинешься искать бывшего пленного?

Несмотря на то что оккупационные власти дали разрешение начать учебный год, в Веремейках школу пока что так и не открыли — не хватало учителей. Сначала Зазыба ещё надеялся, что из Новозерновского лагеря вот-вот вернётся в деревню Бутрыма, довоенный директор. Но надеялся зря. Никто из крестьян не собирался посылать ребят в школу: хватало для каждого дел по хозяйству.

Вспомнив теперь про Мурача и Бутрыму и про то, что в Веремейках в это лето навряд ли удастся наладить учение, Зазыба вспомнил также ещё об одной вещи, а именно, — как он, приехав домой после беседы с Мурачом, подбивал взяться за учительство в Веремейках своего Масея.

— Нет, — покачал тот головой, — такое дело уже не для меня. Да и как же ты, батька, надумал мне это предложить? То иной раз уговариваешь, чтобы я не очень лез в разговоры с мужиками, а то вдруг — дети? Неужто ты думаешь, что с ними я буду говорить на птичьем языке да разные сказочки рассказывать? К тому же и немцы от меня сразу потребуют, чтобы в первую очередь вспомнил, где я до сих пор пребывал. Словом, ты, батька, не все продумал, если решился сделать из меня учителя. Лучше уж я буду пока что на правах обычного тунеядца.

Признаться, сегодняшняя беседа с секретарём подпольного райкома о Масее была для Зазыбы неприятной — чувствуя резонность опасения, которое тот высказал, Зазыба вместе с тем ощутил вдруг внутреннее сопротивление, хотя видом споим выразил полное согласие. Это было уже что-то новое по отношению к Масею, и, может быть, оно появилось потому, что неожиданно вмешалась в дело другая сила. Зазыба понимал теперь, что надо снова обсудить все в семейном кругу, иначе Масеево упрямство и вправду может плохо для него обернуться.

Как бы успокоив себя этой мыслью, Зазыба сел на берегу, на похолодевшую траву, стал разуваться. Жаль, Захар не укараулил лодку: уж когда прошёл ильин день, а тут ещё дожди, что лили до сих пор беспрестанно, сделали воду совсем ледяной; короче говоря, переходить реку вброд Зазыбе не только не хотелось, но было даже боязно. Поёживаясь, он некоторое время постоял на галечнике, держа в руках сапоги, потом осторожно, чтобы не обрызгаться холодной водой, вошёл в реку и наугад побрёл к тому берегу.

Уже выходя из реки, оглянулся на деревню, которая на расстоянии должна была целиком открыться на круче. Но деревни все равно как не было — ни одного освещённого окошка. И только немного позже, когда он, подходя к лесу, снова обернулся назад, в Гонче кому-то приспичило зажечь огонь в хате, и это сразу подтвердило, что деревня по-прежнему стоит на своём месте.

До Веремеек отсюда было примерно столько же, сколько и до Мамоновки. К тому же даже самая длинная верста не тяготила деревенского человека, когда он отправлялся в дорогу. И подумал Зазыба: раз все равно придётся идти в Мамоновку, чтобы увидеться с Чубарем, так зачем откладывать? И вообще, к чему все время мозолить глаза людям, что тебя куда-то без конца носит из Веремеек? Допустим, сегодня ходил по грибы, а завтра? «Кстати, — спохватился он, — зря оставил в лозовом кусте корзину. Ну, да пускай себе…»

Прикидывая так мысленно и словно всерьёз убеждая себя в том, что неплохо было бы в самом деле отбыть все повинности за один раз, Зазыба тем временем, словно невзначай, пропустил дорогу, которая сворачивала отсюда на Мамоновку.

— Ну, а что ты будешь делать, ежели вокруг такая густая темень, хоть ты глаз выколи, — вслух утешил он себя, а одновременно и оправдался.

Но не надолго. Через несколько минут прежняя мысль опять зацепила его, и он окончательно решил прямо сейчас податься в Мамоновку, благо туда вела ещё одна дорога, та, что огибала деревню по лесу.