— Как ты нашёл меня?

— Не очень трудно было, — ответил Алесь, — Ты ж рассказывал, где твои Веремейки. Ну, а об остальном…

— А про меня, кто тебе сказал про меня?

— Якуб Войнилович.

— Где ты его видел?

— В Могилёве.

— Он там живёт?

— Нет, приезжал. А живёт тоже, как и ты, дома, в деревне. Он и рассказал мне, как сбежали вы от чекистов и куда ты направился.

— А почему ты оказался в Могилёве? Разве ты не в Минске теперь?

— В Минске. Но в Могилёв наезжал по одному делу. Кстати, в некоторой степени оно привело меня и сюда.

— Что за дело?

— Это не к спеху. Потом расскажу.

Марфа Давыдовна уже готова была упрекнуть и сына за то, что гостю не даёт покоя.

— Вы его, как того соловья, байками кормите. Лучше за стол приглашайте, а я обед подам, — сказала она. — Да и Шарейку позовите от Прибытковых.

— Не надо, — услышав это, поморщился Зазыба.

— Ну, не надо, так не надо, — легко отступилась Марфа.

Денис Евменович к тому времени уже твёрдо знал, что зря испугался, услышав стук колёс в заулке, — Шарейке пока ничего не угрожало в Веремейках, но на всякий случай решил: «Пусть портной до поры, до времени побудет у соседей, недаром говорят — бережёного и бог бережёт». Рассудив так, Зазыба даже глянул в окно, как будто предупреждал портного, чтобы тот не трогался с места, сидел, покуда суд да дело, у Прибытковых, а кадку с овчинами накрыл крышкой сам.

Давно подмечено, что гости — званые или незваные, словно нарочно, приезжают поближе к обеду или к ужину. К тому же у щедрых хозяев считается грехом держать пришлого человека не за столом, а у порога. Потому ничего странного не было в том, что Марфа сразу же принялась потчевать всех обедом.

Чтобы не уронить себя, Зазыба спросил у Острашаба:

— А немца-то будем сажать с собой за стол?

— Должно быть, надо.

— Ну, так покличь тогда. Может, лавки не просидит, даром что немец.

Острашаб на эти Зазыбовы слова засмеялся, но тут же подошёл к окну, постучал в стекло.

Тогда в свою очередь засмеялся и Зазыба:

— Это все равно что слепому знак подавать. У нас вторые рамы на зиму вставлены.

Пришлось Острашабу выходить из хаты, звать своего кучера.

Между тем немец словно дожидался, когда на столе у туземцев появится еда, потому что, не успели его позвать, развернулся на крыльце да следом за ездоком и ввалился в хату, притащив на сапогах большие ошмётки налипшего снега. Был он ещё не старый, годков на тридцать, но не выглядел бравым воякой, — не иначе, нёс на себе печать своей профессии. Да и то обстоятельство, что служил он в комендатуре, а не в регулярной армии, все-таки говорило кое о чем.

Острашаб взял из рук возчика жёлтый портфель, достал оттуда бутылку, завёрнутую в газету, и объяснил неизвестно зачем:

— Как говорят — хозяйка за тарелку, хозяин — за горелку, а гость…

— А у нас наоборот выходит, — развёл руками Масей.

— Ничего, — успокоил его Острашаб, ставя бутылку на стол. — Вот!

— О-о, да это коньяк! — увидев наклейку, воскликнул Масей. — Немецкий?

— Нет, наш, — ответил Острашаб. — У немцев, кажется, вина своего производства, а коньяк привозной.

— Небось теперь это для них уже не проблема.

— Учитывая то, что вся Европа ими завоёвана, может, и не проблема — привозной или не привозной коньяк.

Наконец стали садиться за стол. Немец сразу же присоседился к компании и с наслаждением, словно после сильного мороза, молча хватил из поставленной перед ним рюмки золотистого напитка.

Зазыба крякнул и сказал так, что не понять было — издевался или одобрял.

— Оказывается, и немцы пьют!

— Гут, гут, — накидываясь на закуску, подтвердил Острашабов фурман.

А Зазыба спросил Острашаба:

— Он что, и правда не знает по-нашему? — как будто эти «гут, гут» его смутили.

Острашаб ещё раз заверил — да, можно не беспокоиться, потом присмотрелся к Денису Евменовичу, улыбнулся:

— Ну, а как вам коньяк?

— Ничего, пить можно, — Зазыба взял солёный огурец. — Но закусь… Наша закусь не к такому питью. Белые офицеры в гражданскую войну, помню, закусывали коньяк лимонами. Говорили, царь так закусывал. А мы тут в деревне — под солёный огурец! Но я вот о чем думаю, Алесь Данилович, не иначе ты большим начальником стал, коль ездишь под охраной немца да коньяк попиваешь?

— Совсем наоборот. Можно сказать, что коня с фурманом у вашего коменданта тоже за коньяк получил.

— Вон оно что, — протянул Зазыба, — однако… чтобы прийти вам к согласию меж собой, одного коньяка небось было мало?

— Известно, — многозначительно подтвердил Острашаб и чему-то засмеялся.

— Странное дело, — через некоторое время, явно с интересом поглядывая на Острашаба, сказал старший Зазыба, — сдаётся, собирался ты, Алесь Данилович, приехать в Веремейки давненько, я помню, как ты обещал, а нагрянул неожиданно, да в такую пору, когда другие никуда носа не высовывают.