Шрифт:
22
– С болью и тревогой об этом пишут в многотиражку наши рабкоры, -добавил я.
– А чего вы хотите от девчонок и мальчишек? Вместо понукания их надо учить и учить. Да-а, - спохватился Василий Гаврилович.
– Назначьте мне время в вечерние часы. По пути домой я буду заходить к вам в редакцию. Прочитаю вашим работникам несколько лекций по технологии машиностроения. Тогда вы поймете многие тайны артиллерийского производства.
2 ноября. Пятница
В обед, по пути домой, Василий Гаврилович зашел в редакцию и попросил как можно быстрее опубликовать его статью. Я обещал дать материал в очередном номере «За ударные темпы».
Читаю: «Больше заботы о конструкторе». Статья сопровождена эпиграфом: «Конструктор является душой машины» (Серго Орджоникидзе).
«Первая производственно-техническая конференция поставила вопрос о культурной работе завода. Это решение следует приветствовать и по-большевистски мобилизоваться на его реализацию.
Большая доля по созданию культурной работы должна лечь на инженерно-технический персонал, особенно на конструкторов и технологов. Они своим ударным трудом и умелым применением технических знаний могут сделать многое в вопросах культуры нашего предприятия. Это необходимо знать всем и подумать о том, чтобы обеспечить конструктору и технологу буквально творческую работу. Но мало у нас заботятся об организации рабочего места конструктора.
Почему это так?
Я не допускаю мысли о том, чтобы никто не понимал важность вопроса, но факты, вещь упрямая, свидетельствуют именно о том, что у нас мало уделяется этому вни-
23
мания. В доказательство этого следует только уделить всего лишь пару минут и войти в рабочее помещение конструкторов, как сейчас же перед вами откроется не рабочее помещение, а «улей с пчелами». Там гул стоит буквально целый день. Если внимательней присмотреться, то можно увидеть, что конструкторы почти не имеют необходимых справочников, а если поговорить с кем-либо из конструкторов, то вам скажут, что нет ни карандаша, ни бумаги и т.д. А ведь от наличия всего необходимого зависит творческая работа конструктора и производительность его труда…
Грабин». На следующий день номер газеты с этой статьей уже лежал на столах в рабочих столовых первой смены.
6 ноября. Вторник
В редакции на моем столе увидел записку нашей машинистки: «Вам по телефону дважды звонил Грабин, сказал, что вы ему очень нужны».
Звоню в КБ. Ответила уборщица:
– Никого нет. Все ушли.
– Куда?
– Наверно, домой…
Идет одиннадцатый час ночи. Звоню Грабину на квартиру. Убедительно просит прийти к нему.
«Что случилось?» - теряюсь в догадках. Дела у конструкторов идут хорошо. Недавно на совещании у директора Грабин докладывал о сборке опытного образца полууниверсальной 76-мм дивизионной пушки Ф-20, Работы идут по графику полным ходом… Все поговаривают о скором испытании. Ожидают приезд М.Н. Тухачевского… Ничего не понимаю. Может быть, думаю, что-то случилось…
Подымаюсь на третий этаж нового каменного дома с паровым отоплением. Здесь, конечно, ему лучше, чем в
24
щитовом доме, не нужно топить дровами печь и плиту на общей кухне.
Нажимаю на кнопку звонка три раза, как указано на дубовой пластинке. Дверь открыл Грабин. Он молча пожал мою руку и по широкому коридору повел в квартиру. Из средней комнаты - кабинета Василия Гавриловича - падал зеленый свет от настольной лампы с тряпичным абажуром. В ней стол, два стула работы семеновских плотников и кушетка, обитая линкрустом. Молча сели у письменного стола. На нем высокая железная банка из-под леденцов с отточенными карандашами разного цвета и сложенный лист ватмана.
Василий Гаврилович, поплотнее прикрыв дверь в соседнюю комнату, спросил меня:
– Андрей Петрович, у вас есть с собой табак?
– Махорка!
– ответил я и полез в карман за кисетом. Грабин улыбнулся и щепотью ухватил из него немного
полукрупки и книжечку с курительной бумагой. Понюхав табачок «Рыбалка», он задумался.
– Чего ж не закуриваете?
– Спасибо… Вы можете курить, а я дал себе зарок. С гражданской войны курил трубку. С ней одолевал науки в академии. И представьте, без сожаления оставил ее в час отъезда из Москвы.