На наибольшие трудности наталкивается инфантильное условие третьего случая — комизма ожидания. Этим, конечно, объясняется то, что авторы, поставившие в своем изложении комизма этот случай на первый план, не сочли нужным принять во внимание инфантильный момент комизма. Комизм ожидания чужд ребенку, способность понять его наступает очень поздно. Ребенок в большинстве тех случаев, которые кажутся взрослому комическими, чувствует, вероятно, только разочарование. Но можно было бы связать с блаженством ожидания и легковерием ребенка понимание того, что человек кажется комичным, «как ребенок», когда он испытывает комическое разочарование.

Если бы результатом только что приведенного изложения явилась некоторая вероятность расшифровки комического чувства и если бы эта расшифровка гласила: комично все то, что не подходит взрослому, — тем не менее я в силу моего отношения к проблеме комизма не нашел бы в себе достаточно смелости так же серьезно защищать это положение, как все приведенные до сих пор. Я не могу решить, является ли нисхождение к ребенку только частным случаем комического унижения или всякий комизм покоится в своей основе на таком нисхождении [88] .

Исследование комизма, даже беглое, было бы крайне неполным, если бы оно не сделало хотя бы несколько замечаний о юморе. Родственность между комизмом и юмором так мало подлежит сомнению, что попытка объяснения комизма должна дать по меньшей мере один. компонент для понимания юмора. Для оценки юмора было приведено много верного и выдающегося. Будучи одним из высших психических проявлений, юмор пользуется особым вниманием мыслителей, тем не менее мы не можем не сделать попытку выразить его сущность, приблизив ее к формулам для остроты и для комизма.

Мы слышали, что освобождение мучительных аффектов является сильнейшим препятствием для комического впечатления. Так как бесцельное действие наносит ущерб, глупость приводит к несчастью, разочарование причиняет боль, то все это исключает возможность произвести комический эффект, по крайней мере, на того, кто не может отделаться от такого неудовольствия, кто сам испытывает его, кого оно затрагивает. В то же время человек непричастный показывает своим поведением, что ситуация настоящего случая имеет все необходимое для комического эффекта. Юмор является средством получения удовольствия, несмотря на препятствующие ему мучительные аффекты. Он подавляет это развитие аффекта, занимает его место. Условием для его появления можно считать ситуацию, в которой мы, сообразно с нашими привычками, должны были бы пережить мучительный аффект, но поддаемся влиянию мотивов, призывающих к подавлению этого аффекта in statu nascendi (в зародыше). Следовательно, в вышеприведенных случаях человек, которому причинены ущерб и боль, может получить в лучшем случае юмористическое удовольствие, в то время как человек непричастный смеется от удовольствия комического. Удовольствие от юмора возникает в таких случаях ценою неосуществившегося развития аффекта (не можем сказать иначе); оно вытекает из экономии аффективной затраты.

Юмор является самым умеренным из всех видов комизма. Его процесс осуществляется уже при наличии одного только человека; участие другого не прибавляет к нему ничего нового. Я могу сам наслаждаться возникшим во мне юмористическим удовольствием, не испытывая потребности рассказать о нем другому человеку. Нелегко сказать, что происходит в этом одном человеке при появлении юмористического удовольствия. Но можно создать себе определенное мнение об этом, если исследовать те случаи сообщенного или прочувствованного юмора, в которых я, благодаря пониманию человека с юмором, получаю такое же удовольствие, как и он. Самый грубый случай юмора, так называемый «юмор висельников» (Galgenhumor) пояснит нам это.

«Преступник, которого ведут в понедельник на казнь, говорит: «Ну, эта неделя начинается хорошо».

Это, собственно, острота, так как замечание само по себе меткое. Но, с другой стороны, оно до бессмысленного неуместно, так как дальнейших событий для него в эту неделю не будет. Но нужно обладать юмором, чтобы создать такую остроту вопреки всему тому, что отличает начало этой недели от других и пренебречь этим отличием, которое создает мотивы совершенно к особым переживаниям. Так же обстоит дело и тогда, когда он по пути на казнь выпрашивает кашне для своей обнаженной шеи, чтобы не простудиться. Такая предосторожность была бы обоснованной в ином случае, но теперь, когда судьба этой шеи уже предрешена, осторожность эта кажется излишней и чрезмерно беспечной. Нужно сознаться, что есть нечто похожее на душевное величие в этом бахвальстве, в сохранении своей привычной сущности, в нежелании видеть то, что вскоре уничтожит этого человека и поэтому должно привести его в отчаяние. Такого рода величие юмора выступает, несомненно, в тех случаях, когда наше восхищение не встречает задержек в положении юмористического лица.

В «Эрнани» В. Гюго, бандит, принявший участие в заговоре против своего короля Карла I Испанского (Карла V, немецкого кайзера), попал в руки своего могущественного врага. Он, изобличенный заговорщик, предвидит свою судьбу: его голова будет отсечена. Но в предвидении этого он раскрывает свое звание потомственного гранда и заявляет, что он не собирается отказываться от преимуществ, которыми пользуются гранды. Испанский гранд имеет право надеть головной убор в присутствии своего короля. Итак:

Nos tetes ont le droit

De tomber couvertes devant de toi.

(«Наши головы имеют право Пасть перед тобой покрытыми».)

Это великолепный пример юмора. А если мы, слушатели, не смеемся при этом, то лишь потому, что наше изумление покрывает собой юмористическое удовольствие. В случае с преступником, который боится простудиться на пути к виселице, мы смеемся во все горло. Ситуация, приводящая преступника в отчаяние, может вызвать у нас только сострадание. Но это сострадание встречает в нас задержку, так как мы понимаем, что тот, кого это близко касается, нисколько не представляет себе всей серьезности момента. От этого понимания затрата энергии на сострадание, к которой мы были уже подготовлены, уже неприменима для этой цели, и мы выражаем ее в смехе. Беспечность преступника, стоившая ему, как мы замечаем, большой затраты психической энергии, как будто заражает нас.