Шрифт:
При остроте разница между двумя способами понимания, работающими с различной затратой, имеет значение для процесса у слушателя остроты. Одно из этих двух пониманий, следуя содержащимся в остроте намекам, прокладывает путь мысли через бессознательное, другое остается на поверхности и представляет себе остроту, как всякий иной текст, осознанный из предсозна-тельного. Быть может, было бы правильно считать удовольствие от выслушанной остроты производным разницы обоих этих способов представлений [91] .
91
На этой формуле можно остановиться, так как в ней нет ничего, что стояло бы в противоречии с прежними рассуждениями. Разница между двумя затратами должна, в сущности, сводиться к экономии затраты на упразднение задержки. Отсутствие этой затраты на упразднение задержки при комизме и отсутствие количественного контраста при остроте обусловливают отличие комического чувства от впечатления, производимого остротой. И это при всей аналогии в характере двоякой работы представления для одного и того же понимания.
Мы утверждаем здесь об остроте то же самое, что уже было описано нами еще до того, как отношение между остротой и комизмом показалось нам неисчерпанным, отчего мы уподобили остроту двуликому Янусу [92] .
При юморе бледнеет эта, выдвинутая здесь на первый план, характерная черта. Правда, мы испытываем юмористическое удовольствие, когда избежали аффективного возбуждения, которое было бы уместно в данной ситуации. И в этом отношении юмор тоже подпадает под расширенное понятие комизма ожидания. Но при юморе больше нет речи о двух различных способах представления одного и того же содержания. Преобладание в ситуации характера неудовольствия, вытекающего из аффективного возбуждения, которого нужно избежать, кладет конец сравнению с характерной чертой комизма и остроумия: Юмористическое передвигание является, собственно, случаем того иного употребления освобождения затраты, которое столь опасно для комического впечатления.
92
Свойство «Double face» («двуликий»), разумеется, не ускользнуло от авторов. Melinaud, у которого я позаимствовал это выражение, дает условие для смеха в следующей формуле (Pourquoi riton? «Revue des deux mondes», Fevrier, 1895): «Се qui fait rire, c’est ce qui est a la fois, d’un cote, absurde et de l’autre, familier». («Заставляет смеяться то, что является, с одной стороны, — абсурдным, а с другой — фамильярным».)
Эта формула подходит скорее к остроте, чем к комизму, но и ее не покрывает в целом. Бергсон (1. с. с. 98) определяет комическую ситуацию при помощи «interference des series»: «Une situation est toujours comique quand elle appartient en meme temps a deux series d’evenements absolument independantes, et qu’elle peut s’interpreter a la fois dans deux sens tout differentes». («Какое-нибудь положение вещей всегда будет комическим, если оно в одно и то же время относится к двум сериям событий, совсем независимых одно от другого, и когда это положение может быть истолковано сразу в двух совершенно противоположных смыслах».)
Для Липпса комизмом является «величие и ничтожество одного и того же» («Die Grosse und Kleinheit desselben»).
Приведя механизм юмористического удовольствия к той же формуле, что и комическое удовольствие и остроту, мы заканчиваем нашу работу. Удовольствие от остроты вытекает для нас из экономии затраты энергии на упразднение задержки, удовольствие от комизма — из экономии затраты энергии на работу представления, а удовольствие от юмора — из экономии аффективной затраты энергии. Во всех трех видах работы нашей душевной деятельности удовольствие вытекает из экономии. Все три вида аналогичны в том, что представляют собой методы получения удовольствия из душевной деятельности, причем удовольствия, которое, собственно, было потеряно лишь из-за развития этой деятельности. Ибо эйфория, которую мы стремимся вызвать этими путями, является ничем иным, как настроением духа в тот жизненный период, когда мы вообще справлялись с нашей психической работой с помощью незначительной затраты энергии, — настроением духа в нашем детстве, когда мы не знали комизма, не были способны создавать остроты, не нуждались в юморе, чтобы чувствовать себя счастливыми в жизни.