– А руки?
– грозно сдвинул брови Мокрей и указал на маленький рукомойник.

Покраснев, я подошла к рукомойнику, согнулась над ним и тщательно вымыла руки. Даже показала ладошки домовому. И лишь после вытерлась о расшитое полотенце. Мой гостеприимный хозяин повторил ту же процедуру и довольно крякнул:

– Милости просим.

– Благодарю, - я присела, как положено по этикету, а потом направилась к столу.

Домовой разлил чай, пододвинул ко мне баранки с вареньем, а сам полностью захапал конфеты. Я несколько мгновений ему позавидовала, потом махнула рукой и налегла на угощение. Обижаться было нечему, земляничное варенье отдавало летом и детством в домике на озере. Я прикрыло глаза, наслаждаясь послевкусием, разом забыв о конфетах.

– Восхитительно!
– воскликнула я, зачерпывая новую ложечку.

– Кхе, - вновь довольно крякнул дядя Мокрей.
– Ты и бараночки кушай, детонька.

Я послушно подцепила баранку и вновь впала в экстаз, Бидди пекла похожие баранки. Они так же таяли во рту. Ох, мамочка, как бы не объестся. Сам домовой налегал на конфеты, причмокивая от удовольствия, громко прихлебывал чай из блюдечка и был совершенно счастлив. Нарушать эту идиллию разговорами не хотелось, потому свои вопросы я оставила на момент, когда от варенья, баранок и конфет осталось одно воспоминание и сытое брюшко.

– Спасибо, дядюшка Мокрей, - удовлетворенно вздохнула я, откидываясь на спинку стула.
– Было очень вкусно.

– И тебе спасибо, девонька, что уважила, навестила, - кивнул в ответ домовой.
– Теперича и поболтать можно. Что ты прознать хотела?

– Да про тех выпускников, чьи голоса вы слышали, - ответила я, блаженно поглаживая животик.
– Вы же узнали их? Иначе, как определили, что выпускники.

– Ой, девонька-девонька, - покачал головой Мокрей.
– И чего тебе спокойно не живется? Ну, признал, как не признать. Они-то шумные. Молодые еще, да глупые, потому шептались, не прикрывшись, как остальные. Громко шептались, а я услыхал.

– Назовите мне их имена, пожалуйста, - попросила я.

– Не скажу, - ответил он, почесывая бороду.
– Недобрым делом маги занялись, ой, недобрым. А ты не лезь.

– Ну, хоть, как выглядят, - взмолилась я.

– Две руки, де ноги, - хмыкнул Мокрей.
– Голова одна. Один чернявый, другой рыжий, третий лысый почти. Ходят они друг за дружкой, как ниточкой повязанные. Но перед тем, как десятая луна наступает. А так будто и незнакомы.

Вот ведь домовой. А я уже ручки потирала, ведь такая малость, вычислить приятелей. А еще чуть себя дурочкой не назвала, что взялась за ауры, а не за связи, а оказывается до десятого полнолуния и выяснять это нет смысла. Рыжий, брюнет и почти лысый... Как это? Короткая стрижка? Так... У боевиков таких трое, у некров один.

– А кто почти лысый, дядя Мокрей? Боевик или некромант?
– уточнила я.

– А уж и не вспомню, - снова навел тень на плетень домовой.

– Почему вы не хотите мне сказать?
– возмутилась я.

– Нечего тебе в гадость эту лезть. Ты светлая, а они муть поднимают. Тут нечисть права, - неожиданно поддержал декана Мокрей.

– Значит, не скажете?
– насупилась я.

– И так сказал лишнее, - отмахнулся домовой.

– Тогда я пойду, - да, я обиделась. Заманил, наобещал, а сам говорить не хочет. Все равно ведь узнаю!

– Иди-иди, детонька, - кивнул он.
– Только не забывай меня, забегай почаще. Да конфетки прихватывай.

– Непременно, - я выдавила улыбку и направилась на выход, но сразу вернулась.
– Дядя Мокрей, а вы видели такие пуговицы у кого-нибудь?

Он забрал пуговицу, повертел ее в руках, даже прищурился, разглядывая бриллиант на свет, и вернул.

– Нет, - ответил он.
– Не видал. А тебе советую, выкинь пуговицу эту, и все свои идеи из головы. Любишься, и любись. Хоть с демоном, лишь бы счастье было. А Киан твой не такой уж и плохой. Живи, да радуйся. А ерунду всю эту забудь!

Нахмурившись, я попрощалась и направилась на выход с чердака. Врет, как есть врет домовой. И владельца пуговицы он знает! Даже демон ему мой вдруг понравился. С чего бы? А с того, что хозяина моей улики считает опасным. И зачем отвечать в первый раз был, если сейчас все намеками, а то и вовсе отвечать отказывается и так явно врет? А может он декана опасается? Ведь дал же Диармэд намек, чтобы домовой язык не распускал. И если навредить декану Мокрей не может, то и опасаться его повод есть. А может это его пуговица? И тогда Киан узнал и просто не хотел своего телохранителя выдавать. Но почему? А если он сам... место ведь ему родное, значит и силу древнего принять может... Да, ну-у-у, бред! Этак я и себя подозревать начну.

И, если бы Киан имел отношение к этой истории, то домовой бы мне так и советовал его бросить. А он говорит, не такой уж и плохой. Любопытно, Мокрею не нравится только сущность моего жениха или что-то еще? Развернувшись, я снова поднялась на чердак и постучалась.

– Ну, чего тебе еще?
– усмехнулся домовой, пропуская меня внутрь.

– А чем вам Киан не нравится?
– прямо спросила я.
– Если он не такой уж и плохой, то чем вам не нравится? Только из-за того, что демон, а во мне Свет?