– С американцами? – удивился Никита Сергеевич. – И они что, сотрудничают?

– Это же учёные, а не политики, – ответила Ковригина. – Сотрудничают, и весьма эффективно, с явным интересом, и своими результатами делятся.

– Да, это, действительно, не политики, – согласился Хрущёв.

– Вот средство, которое нам удалось синтезировать по переданной нам информации, – Ковригина поставила на стол перед Первым секретарём прозрачный пузырёк, наполненный голубоватой жидкостью. – Это перфторан, искусственный заменитель плазмы крови. Может очень выручить в случае боевых действий или стихийных бедствий, когда донорской крови обычно не хватает.

– Это что, искусственная кровь? – для Никиты Сергеевича сегодняшнее посещение ИКБМ стало сплошной чередой откровений.

– Фактически, да. Эритроцитов и лейкоцитов в ней, разумеется, нет, – пояснил Лебединский. – Кислород переносится молекулами перфторана. В случае большой кровопотери у раненого – может спасти жизнь. Обычно в случае большого количества пострадавших возникает дефицит донорской крови по определённым группам и резусу. Перфторан подходит всем.

– Ограничения у него тоже есть, – добавила Мария Дмитриевна. – Вещество боится тряски, хранится замороженным, размораживать его надо медленно... Но эти недостатки во многом перекрываются достоинствами. Одна только его универсальность по группам крови чего стоит. И возможность промышленного производства. Не зависеть от доноров в критической ситуации – тоже важно.

– Да-а... Вы, товарищи, нас сегодня поразили, – признался Хрущёв. – Я и не предполагал, что вам удастся сделать настолько много.

– Так, Никита Сергеич, над этим не только наш институт работал, – сказал Лебединский. – Тут, считайте, вся страна потрудилась. А, вот, взгляните, – он взял со стола нечто вроде гибкого шланга с маленьким объективом на конце. К другому концу была присоединена металлическая коробка с проводами.

– Что это? – спросил Хрущёв.

– Гибкий эндоскоп. Внутри – оптическое волокно, что-то вроде стеклянной нити, – Лебединский оглянулся на стоящий у стены телевизор установки УЗИ. – Если прибор подключить к телевизору...

Лебединский отключил кабель ультразвуковой приставки и воткнул вместо него провод из коробки. Второй провод, с вилкой на конце, воткнул через запасливо приготовленный тройник в розетку. Включил телевизор.

На экране появилось изображение лежащего на полу ковра. Лебединский взял в руку конец «шланга» и поводил им в разные стороны, словно осматривая зал. Изображение на экране менялось. Оно было нечётким и мутноватым, но оно передавалось по гибкому оптоволокну!

– Вот это да... – пробормотал Байбаков.

Косыгин и Сабуров молча дивились на чудеса новой технологии.

– Сейчас наша задача – улучшить качество изображения, – сказал Лебединский. – Проблема не только в объективе, само оптоволокно пока очень некачественное.

– Откуда у нас оптическое волокно появилось? – спросил Хрущёв.

– Вообще-то от автора, – ответил до того молча сидевший за дальним концом длинного стола совещаний Серов. – Разработчик оптоволокна – доктор Нариндер Капани, работает в Британском Императорском научно-технологическом колледже в Лондоне. Оптоволокно он создал только в прошлом году. Подробности я потом доложу. Выпуск пока налажен в лабораторных условиях. (В 50-е годы волокна, предназначенные для передачи изображения, были разработаны Брайеном 0'Бриеном, работавшим в Американской оптической компании, и Нариндером Капани с коллегами в Императорском научно-технологическом колледже в Лондоне. Эти волокна нашли применение в световодах, используемых в медицине для визуального наблюдения внутренних органов человека. Доктор Капани был первым, кто разработал стеклянные волокна в стеклянной оболочке и ввёл термин «волоконная оптика» (1956 год))

– Хорошо, – кивнул Хрущёв, догадываясь, какие могут последовать подробности. – Продолжайте, Андрей Владимирович.

– Вот ещё одна незавершённая пока разработка, – Лебединский показал гостям стеклянный пузырёк, наполненный чем-то вроде пасты. Это – новейший материал для зубных пломб, отверждающийся под действием света. Проблема пока в том, что нужен очень специфический источник синего света с длиной волны 450 нанометров. Вот он пока что не разработан.

– Вот эта... замазка... должна затвердевать под действием света? – уточнил Сабуров.

– Да. Опыты мы проводили, ставили специально изготовленный синий светофильтр. Но он даёт слишком широкий спектр синего цвета, только нужную длину волны получить сложно, – пояснил Лебединский. – Материал начинает твердеть, но медленно. Все-таки нужен специализированный источник света.

– А вы с академиками Басовым и Прохоровым по этому вопросу не беседовали? – спросил Хрущёв. – Они как раз работают над созданием мощных источников света с заранее заданной длиной волны. Какой-то у них есть специальный термин для этого, да вот запамятовал...

– Когерентный источник излучения, – подсказал Лебединский.

– Вот-вот! – подтвердил Хрущёв. – Я не специалист, конечно, но, по-моему, эти две области науки удачно пересекаются.

– Обязательно с ними свяжемся. Спасибо, Никита Сергеич, – заулыбался Андрей Владимирович.

– Я ещё Мстиславу Всеволодовичу передам, чтобы он вас с ними свёл, – сказал Хрущёв. – Уж очень удобная и полезная эта ваша разработка, не то что нынешние цементы.

– Если получится её промышленное производство наладить – это же и на экспорт пойдёт на ура, – заметил Косыгин.