Я подрулил к стоянке и вручил ключ работнику в спецовке, который отвечал за ночную парковку. Пятидолларовая купюра удвоила его расторопность.

В зале игра была в самом разгаре. Возле стола с рулеткой на число тусовались возбужденные студенты, пришедшие сюда к самому открытию – с полуночи плата за вход удесятерялась, а столик с рулеткой на шанс окружала более спокойная и уравновешенная публика.

Наверное, величина ставки прямо пропорциональна душевному равновесию игроков. Если студенты ставили фишки от двадцати рублей, то богатенькие буратины начинали со ста и поднимались до тысячи. Разумеется, новыми.

Обстановка накалялась обычно в первом часу ночи и кривая ползла вверх часов до пяти. Потом страсти начинали постепенно угасать и к семи утра публика уже вяло расползалась по домам. Многие удивлялись, как быстро летит время в «Желтом попугае», не понимая, что такого рода дезориентация была спланирована дизайнерами. Так, например, крупье под страхом увольнения запрещалось носить часы – любой намек на время тщательно устранялся.

Надо сказать, что мое появление вызвало некоторую оторопь у швейцара. Он таращился на предъявленный брелок почетного гостя несколько секунд и потом дрогнувшим голосом предложил мне пройти.

Навстречу мне уже спешил Плешаков.

– Сергей Радимович! Милости просим! Кстати, вопрос с банкоматом уже утрясли, ставим на будущей неделе…

Несмотря на обычную предупредительность, хозяин заведения явно не ожидал увидеть меня здесь сегодня вечером. Неужели произошла утечка информации через моих ребят? Да быть такого не может! Значит…

Впрочем, не исключено, что мой приход в казино вызвал такую реакцию еше и по другой причине – мой домашний телефон стоял на автоответчике, где мой глухой голос извещал звонивших, что, мол, недомогаю, подойти не смогу и просил оставить информацию.

Кстати, когда у меня там перевязка или что там они делают со швами? Полный покой прописали, а я мебель полдня грузил… Как бы чего не вышло.

– Да-да, конечно, – невпопад ответил я Плешакову и прошел в центр зала.

Возле столика с рулеткой – той, что подороже, – меня привлекла стройная женская шейка, украшенная бриллиантовым ожерельем. Эта дама напоминала полных красавиц восемнадцатого века с полотен Рокотова и Левицкого.

Но подобный тип был не в моем вкусе, бриллианты со стопроцентной вероятностью были искусной имитацией, а платье, облегавшее ее округлый стан было надето едва ли не в первый раз – дама то и дело подергивала плечами, проверяя, на месте ли лямочки.

Я подошел к ней со спины и, нагнувшись, прошептал ей на ухо:

– Вам привет от Илюши Козодоева.

Настя Мокроусова дернулась так, как будто в мочку уха ей впился зубами злобный хорек. Игроки выразительно посмотрели на нас – телодвижения девушки были верхом неприличия в такой обстановке, вообще, выражать открыто свои эмоции во время игры в рулетку считается дурным тоном.

Настя повела глазами из стороны в сторону, но вариант со «спасите-помогите» тут явно не пропирал. Зайдись она сейчас в крике, на нее бы лишь косо посмотрели, а потом тихо, но твердо предложили бы покинуть казино.

– Ну что же вы? – улыбнулся я Насте, к которой крупье лопаточкой подвигал выигранные фишки. – Не иначе как получили остаток денег, о котором говорила мне ваша подруга. Кстати покойная. Не смущайтесь, делайте игру, вам ведь везет. Поставьте на черное.

Мокроусову снова передернуло.

– Нам нужно поговорить, – решительно произнеся и, взяв девушку за локоть, извлек ее из-за стола.

Настя покорно подчинилась.

Я прищелкнул пальцем, подзывая стоявшего в дверях распорядителя.

Тот немедленно подскочил и встал рядом, почтительно склонив голову.

– Нам бы кабинетик на полчасика, – произнес я, вынимая купюру с бородатым Грантом. – Тихий такой и уединенный. Порядок гарантируем.

Служитель поджал губы.

– Как бы не положено… – пробормотал он. – Разве что в гримерную, пока актеры на репетиции. Они сейчас на третьем и еще с час прозанимаются. Вот вам ключ от двадцать шестого кабинета, а там уж сами разберетесь.

– Отлично, – подхватив Настю я не спеша отправился в лабиринт коридоров, расположенных между вторым и третьим этажами.

Когда дверь гримерной захлопнулась за нами, Настя без сил упала в кресло.

– Мы… то есть я не ожидала вас здесь сегодня увидеть, – произнесла она с трудом.

– Еще бы, – согласился я. – Вы предполагали, что я лежу дома с разбитой головой и не стану появляться в людных местах. Так что вы могли с чистой совестью развлекаться, не рискуя нарваться на мою персону. Однако, удача вам изменила. Такое, понимаете ли, капризное создание, эта госпожа удача… В душной гримерной были валялись там и сям женские костюмы, были разбросаны искусственные перья, на полочках рядом с трюмо плавился от жары грим. Настя подняла лежащий на полу веер и начала им обмахиваться. Теперь она была полной копией с портрета какой-нибудь неизвестной светской дамы, или, вернее, девицы на выданье.