Парик полетел куда-то вверх и завис на продолговатой лампе дневного освещения. «Пугачева» уже намеревалась разодрать на себе платье, в истерическом припадке невольно воспроизводя древний обычай скорбного разрывания одежд, но ей помешали охранники, довольно грубо схватив ее под руки и быстро произведя личный досмотр. При этом ее пронзительные вопли усилились, достигнув невероятных для эстрадной певицы нот и тембров.

В ту же секунду из другого конца коридора раздался крик Усольцева, которому удалось перекрыть «Аллу Борисовну»:

– Айн момент! Никого не трогать!

Запыхавшийся Усольцев подбежал к нам и, положив мне руку на другое плечо, проговорил, прерывисто дыша:

– Это наш гость.

Подобной фразы оказалось достаточно, чтобы охрана потеряла к моей персоне всяческий интерес.

– Сергей Радимович… – произнес Усольцев. – Вам сейчас лучше уйти. Такая, понимаете, неприятность…

Усольцев вежливо, но настойчиво проводил меня до выхода, поминутно извиняясь, но никакого толкового объяснения я от него добиться не смог.

«Снова труп на вашем жизненной пути, господин Паратов, – мысленно беседовал я сам с собой, ведя „феррари“ по улицам просыпающегося города. – Такое впечатление, что женщины при встрече с вами прямо-таки падают и потом больше никогда не встают. Интересно, будет ли дальше продолжена эта загадочная закономерность?»

Ага. вот и афиша на покосившейся театральной тумбе. «Два в одном, – гласил ее текст, – два потрясающих сюрприза в одном представлении. Трансшоу двойников в Ледовом дворце (позавчерашняя дата) и клубе „Утренняя звезда“ (вход по пригласительным). Несовершеннолетние не допускаются».

Далее следовал список «звезд», двойники которых должны были отплясывать на сцене – более-менее привычный список, разве что фамилия Ротару была тщательно замазана черной типографской краской.

Проще всего, конечно, было бы поговорить с администраторами этого трехэтажного бардака, из которого мне только что вежливо выставили – в моих, разумеется, интересах. Но чутье подсказывало мне, что в данном случае наиболее прямой путь заведет в тупик, а вот окольный может вывести меня к верной цели.

Здраво рассудив, что ниточка тянется из трансшоу, я решил попробовать пообщаться с еще оставшимися в живых участниками этого мероприятия. И, пролистав адресный справочник из бардачка, решил после обеда направиться в хореографическое училище.

Утро выдалось на редкость напряженным. Первым рейсом пришлось лететь в Москву, где я пробыл два часа, утряся все вопросы еще по пути из аэропорта в офис встречавшей меня фирмы, так что собственно общение в помещении ограничилось лишь временем, необходимым для подписания документов, чашечки кофе и рюмки «шамплятро». Обратный путь в авто я проделал в полудреме, а в самолете листал бизнес-планы, поданные на объявленный «Ледоколом» конкурс малых предприятий.

Дома я наскоро заехал в офис, оставил там бумаги и снова принялся за дело.

Девица в хореографическом училище только-только пришла с обеденного перерыва, еще не приступила к своим обязанностям и наводила марафет за рабочим столом, разложив перед собой польскую косметичку-чемоданчик. В это время и появился я.

Подсев к ее столу, я выразительно посмотрел на часы и произнес:

– По-моему, то, чем вы мажете свои ресницы, это яд. Знаете что, я посоветовал бы вам тени «обмрэ» от Риччи плюс соответствующая помада. Скажем, в сочетании лиловый плюс медный.

– Но ведь это же очень дорого! – мгновенно откликнулась девушка.

– Зато к ним подойдет блузочка от Лагерфельда, которую вы сможете приобрети в новом бутике на Театральной. Сделайте себе маленький праздник, – предложил я, отсчитывая лимон в старых купюрах и, не давая девушке опомниться, завершил фразу, – а заодно и мне поможете. Я хотел бы узнать кое-что о некоторых студентах. И не надо мне говорить «пошел вон», потому что я все равно узнаю, что мне нужно, а эти деньги получите не вы, а кто-то из ваших коллег в этом училище.

Против такого напора было невозможно устоять. Уже через пять минут я выяснил, что Стаса Данилевича, который на первом курсе считался весьма перспективным учеником, вынуждены были отчислить из училища за неуспеваемость, систематические прогулы и скандалы. Вместе с ним был изгнан некто Валентин Миклухин, чей адрес увенчал мою добычу. Стас пока оставался вне пределов моей досягаемости – мальчик приехал из района, здесь жил в общежитии, из которого, само собой, был изгнан при отчислении и канул в неизвестном направлении, предоставленный сам себе.