В автобус, идущий к Москве, садимся вдвоем со старушкой. К остановке из леса она семенила, как мышка, отягощенная ношей — корзиной грибов. Убаюканные движением, пассажиры «Икаруса» дремлют, молча о чем-то думают.

Кто-то старушке уступил место, обратил внимание на корзину с грибами. И старушка вдруг из отдельной сумочки достала громадный, величиной с детскую голову, боровик:

— Во! И не червивый!

И все вдруг проснулись, ожили в автобусе, заговорили, как будто старушка нашла в воскресном лесу золотой самородок. Все просят еще показать, охают, цокают языками. И пошли по «Икарусу» разговоры о солке, о сушке грибов, воспоминанья о богатых грибных годах, всякие случаи, были и небылицы.

На какой-то остановке освободилось место. Сев рядом с виновницей оживления, я увидел: украдкой, краем платка старушка смахнула слезу. Заметив вопросительный взгляд, она улыбнулась, обнажив единственный зуб:

— Нет, нет, ничего. Просто хороший день. И я — на ногах. И не устала. И много всего увидела. В мои годы такой день — как гостинец судьбы…

Мы вполне поняли друг друга и замолчали.

Автобус полон был говором о грибах, о садовых участках, о закатившемся лете, о том, что время не идет, а летит. Обычные разговоры, давно уловленные поэтом: «Потянуло, потянуло холодком осенних песен…»

 Фото автора. 15 октября 1988 г.

(Окно в природу)

Восемьдесят процентов всей информации из окружающего мира мы получаем с помощью зрения. Но все ли мы видим? Кто пытался хотя бы в бинокль глянуть погожей ночью на небо, знает, насколько богаче становится звездный мир. Похожее открытие мы делаем, заглянув в микроскоп. Знакомый энтомолог, помахав однажды при мне сачком над поляной, показал щепотку какого-то мусора, а через час пригласил к микроскопу, и я не мог оторвать от него глаз. Десятки крошечных существ, оцепеневшие от эфира, можно было разглядеть в мельчайших подробностях. Едва видимые простые глазом козявки, мошки, жучки демонстрировали свои нежные разных цветов одежды, бронированные доспехи, сверкающие, как драгоценности, глазки, а главное, множество удивительных инструментов, помогающих им добывать пищу и защищаться. Чего только там не было! Щетки, гибкие трубочки, мощные зубы, щипцы, кусачки, антенны, скребки, мохнатые лапки.

Изменяя кратность увеличения, можно было подробнее разглядеть в отдельности каждый орган — чешуйка на крыльях бабочки превращалась в глыбу, напоминавшую черепицу, гладкое тельце какого-то червеца делалось бородавчатым. Сложное цепляющее устройство обнаруживалось на лапках мухи, острое комариное шильце поражало своим совершенством.

И было все необычайно красиво! Хитиновая броня у жучка отливала плотной внушительной синевой, другой жучок казался крошечной металлической брошкой, драгоценным металлом сверкали глаза златоглазки. Увеличитель был бинокулярным, и все виделось выпукло, емко и выразительно. Таков мир жизни, скрытый от обычного нашего взгляда.

Здесь вы видите две фотографии из этого мира. Что это?.. На первом снимке мы видим срез дерева (сосны, увеличение — в 900 раз). Это наглядное подтверждение того, что мы слышали ранее: «Тончайшими каналами-капиллярами растение гонит жизненные соки вверх». А на второй фотографии — глаз, фасетчатый глаз муравья. Мы видим фасетки, видим похожие на кинжалы ресницы, предохраняющие от повреждения сложный зрительный аппарат.

Мир природы громаден. И многое в нем от нас скрыто. Не упустите возможность хотя бы раз в жизни заглянуть в микроскоп, заглянуть в телескоп.

 Фото из архива В. Пескова. 5 ноября 1988 г.

(Окно в природу)

Орланы редки — в Англии вблизи обнаруженного гнезда поставили стражу, дабы не было беспокойства орланам. Бакланы же очень распространенные птицы, местами численность их сокращается при помощи ружей.

В низовьях Волги, в местах, где дельта сменяется мелководьями Каспия, бакланов многие тысячи. Утром они улетают на взморье кормиться и не очень заметны. Зато вечером видишь один косяк за другим. Сверху птицам видны рукава дельты, и бакланы безошибочно находят места ночевок. В опушенных ивами водных коридорах их скапливается так много, что моторные лодки должны сбавлять скорость, иначе можно столкнуться с взлетевшей тяжелой птицей.

Ночуют бакланы на ветках, в зеленых тоннелях стоит характерный запах птичьего мира. Деревья побелены пометом и местами засохли. На голых сучьях бакланы особенно любят сидеть, выделяясь на вечерней заре живописными силуэтами.

Полет у баклана благодаря жесткому оперению тоже какой-то жесткий — мах-мах-мах — кажется, птицы смертельно устали. Но они летят и летят, вытянувшись веревочкой, — передний снизился, и вся веревочка изогнулась, вверх приподнялся — веревочка тянется вверх. Летят над морем вечером гуси, утки, чайки, вороны, но больше всех монашески черных бакланов.

К ночи волжская дельта поглощает десятки тысяч ныряльщиков-рыболовов.

Баклан неуклюж на ровной земле. Его весла-ноги приспособлены к лазанию по ветвям. Летун он выносливый, способный к дальним кочевьям по рекам и вдоль морских побережий.