– Не единственный, - монотонно произнес мужчина, - у меня есть сестра.

– Ее дети будут носить фамилию мужа, - холодно отрезала служанка.

– Ох, Мари, перестань нести чепуху, Все эти титулы в наше время не слишком-то много значат, и к тому же ты прекрасно понимаешь, я не так уж и достоин той чести носить столь великий титул, - окинув взором портрет, Альберто отошел к одетому в бархат окну и отвернулся. Казалось его слова относились вовсе не к его титулу, а к той прекрасной даме, что улыбаясь смотрела сейчас на него будто собираясь сойти с полотна в глубь залы.
– От бывшей роскоши здесь остались лишь обветшалые стены, облепленные ангелами.

– Вы не должны бредить ею. Такая, как она не может быть достойна ваших снов, синьор, - Мари с некоторым оттенком ненависти махнула метелкой в сторону портрета и, отвернувшись, снова взялась за борьбу с нескончаемой пылью, - она сбежала из замка столетие назад, опозорив семью, родных, с каким-то нищим музыкантом, влекомая чувством «великой любви», - продолжала служанка, фыркая на каждом втором слове, стараясь выразить этим свое презрение к персоне изображенной на холсте.
– И это она! Ваша пра-пра-тетка!
– что-то навязчивое сквозило в ее словах. Казалось тема «великой любви» давно будоражила ее сознание, как нечто непостижимое, сверхъестественное и в какой-то степени недопустимо-постыдное.
– Не зря ее лишили титула и наследства.

Мари была горда своим вхождением в дом столь знатных и родовитых людей, как ее хозяева. Предки Мари с давних времен верой и правдой служили им. Ходили слухи, что ее семья раньше была в более близких отношениях, чем отношения между прислугой и господином, но подтверждения этому не было. А может это были просто слухи, чтоб придать предкам Мари более значимое положение в обществе. Так или иначе, но все члены рода Баккальери всегда очень почтительно относились к ней и ее родне и частенько прислушивались к их мнению.

– Мари - Мари, - вздохнул Альберто, наливая себе стакан воды из небольшого кувшина находившегося на высоком овальном столике рядом с окном, - ты живешь понятиями прошлого. Оглянись вокруг! Толпы туристов заполонили Венецию, и им нет никакого дела до титулов и достоинства, как ты говоришь. Сейчас деньги играют главную роль в этом мире. Покупается и продается все - от захудалой гондолы до старинных замков с вековыми историями и гробницами. Титулы уже ничего не значат. И те же музыканты, как ты говоришь, в нынешнем обществе имеют вес куда больший, чем какие-то исчезающие виды древних благородных семей, - грустно произнес Альберто и отходя от окна снова взглянул на портрет.

– Но как же «честь»? Куда вы ее припишете?
– не унималась Мари, не собираясь так просто сдавать позиции своего, как ей казалось, не самого последнего места в обществе.
– Разве можно назвать «честью» брак отпрыска голубых кровей с дочерью какой-нибудь кухарки?!..

– Она прекрасна!
– словно не обращая внимания на слова служанки, Альберто окинул взглядом стройную фигуру девушки на портрете.
– Юная! Полная любви! И кто может обвинять такое трепетное создание в том, что ей после столь долгого заточения в древних, покрытых сыростью каменных стенах, вдруг захотелось свободы, желание жить, любить, быть независимой от всех этих древне-патриархальных условностей добропорядочности и светских манер?!
– Произнося эти слова, он не сводил с полотна глаз, казалось хотел впитать в себя то ощущение легкости, что веяло от портрета, беспомощно водя взором по мягким очертаниям женской фигуры.

Словно сходя с огромного, в полстены холста, девушка улыбалась ему в ответ. Правильный овал лица обрамленный волнами светло-желтых волос, нежность и невинность алых губ, большие, слегка раскосые голубые глаза с длинными черными ресницами, все это излучало любовь и спокойствие. Сшитая из нежнейшего полотна, туника в стиле легендарных нимф, легкими волнами ниспадала с плеч, развиваясь на ветру, едва прикрывая ее чувственные груди. Словно древнегреческая богиня легкой поступью сошедшая с небес на грешную землю.

– Это легко объяснить, - с нескрываемым скептицизмом в голосе, равнодушно произнесла Мари. Она взяла из рук герцога недопитый стакан с водой и, поставив его на поднос вместе с кувшином, открыла небольшую дверцу в стене, где находился маленький шкафчик подъемного лифта, спускавшегося прямиком в кухонное крыло здания. Поставив туда поднос, она нажала на кнопку спуска и аккуратно закрыла дверцу лифта.
– Вы начитались романов, синьор. К тому же столь богатая приключениями история вашего рода дает от себе знать. Вы жаждете ее продолжения. Но спуститесь же небес на бренную землю. Вам надо думать об укреплении и продолжении своей семьи. Балаганы с поп-звездами не вечны, блеск их теряет силу куда быстрей, чем нынешнее поколение кухарок разродится следующим. Но вы - продолжатель вашего рода.

– Может ты и права, Мари, - тяжело вздохнув, Альберто отвел взгляд от полотна и, подойдя к подоконнику, уставился в окно. Грустно смотреть, как увядает наш герб. Земля уже не приносит столь высокий доход, чтобы можно было покрыть все расходы на ее содержание. Плюс этот дом - такие затраты!

– Ох синьор, если б вы по молодости не проигрались на скачках.., - тяжело вздохнула служанка, - сейчас бы не пришлось выплачивать по дому столь дикие ссуды в банках. Ваш отец, да упокой Бог его душу, наверное радуется, глядючи на вас с небес, что вы к тридцати годам наконец-то остепенились, - она подошла к лестницы ведущей из залы на нижний этаж и, склонившись через перила крикнула, - Лука! Ну как там у тебя!