уродами и козлами, разревелась впервые за всё наше знакомство, мы с ужасом поняли: она больше

не с нами, она другая, она девчонка. Ошеломительно, дико, больно. Казалось, нас предали.

Бойкот — обычная вещь в школе. Обычная, но непривычная для Аськи. И ведь она не сломалась.

Было такое чувство, словно это она объявила нам бойкот, а не мы ей.

А потом юбки, каблуки и гормоны сделали своё дело: всё чаще каждый из нас бросал взгляды на

стройные ноги, обтянутые эластичными колготками с лайкрой, на округлую задницу и небольшую

грудь, теперь постоянно подчёркивающуюся кофтами в облипку и вырезами.

Первым сдался Петька, главный ценитель девичьих прелестей, заявив, что Аська, оказывается, девка

хоть куда и он непременно «попробует» её — авось даст в память о былой дружбе. В конце концов, даёт же она своему червяку, а тут друг всё-таки, а не кто-то левый.

Стало противно. Но не бить же морду одному из лучших друзей из-за какой-то... Друзей на баб не

меняют.

Вслед за Петькой сорвались еще несколько ребят, но Аська прокатила всех. Пинки и затрещины она

раздавала знатно, а при особо активных домогательствах с наслаждением оставляла фингалы на

рожах.

Не помню момент, когда и я сдался, признав, что Аська обалденная. Это был взрыв, яркий, оглушительный, встряхивающий и раздирающий. В отличие от остальных я своё открытие держал

при себе. Откуда-то появилась уверенность, что Аська будет моей, если я не стану вести себя как

другие.

Я подошёл к ней на дискотеке в актовом зале и пригласил на танец, когда её червяка не было рядом.

Аська удивилась, но не отказала. Может, хотела наладить отношения и вернуть былую дружбу, ведь

мы с ней прежде были очень близки, а может, свою роль сыграл алкоголь, которым она успела где-то

накачаться.

Я понял, что пропал, едва обняв её. Руки сами собой сползли с талии на упругий зад, затянутый в

джинсу. А она не сопротивлялась. Она вообще была до странности покорной и непохожей на себя. К

концу танца, не чувствуя сопротивления, я облапал её всю. Аська, воровато оглядевшись по

сторонам, потащила меня к выходу. Мы оба молчали. Молчали и быстро шли по коридору. Она

привела меня под лестницу в закуток перед запасным выходом. В этом маленьком пыльном уголке

был только старый стул, чёрт знает для чего оставленный здесь завхозом, и стеклянная банка, забитая под завязку окурками. Толкнув меня на стул, Аська встала напротив и одним резким

движением расстегнула визгливую молнию на своей кофте, а потом уселась мне на колени и

поцеловала. Целовалась она так же отчаянно, как когда-то играла в футбол, полностью отдаваясь

процессу.

А я ловил момент и шарил вспотевшими ладонями по её телу, стягивая с плеч кофту, задирая

лифчик и тиская маленькую грудь.

В тишине слышался лишь скрип стула, чмоканье наших губ и шорох одежды.

Она была у меня первой, поэтому я не знал толком, что конкретно нужно делать, но хотел всего и

сразу. Это не дрочка в ванной, это живое тёплое тело в руках, льнущее всё ближе, напирающее и

возбуждающее.

Аська была опытнее, и за это я ещё больше невзлюбил её червяка. Она всё сделала сама: встав, стащила с меня штаны до щиколоток, подняла на пояс свою джинсовую юбку, стянула колготки и

кружевные чёрные трусы, бросила их прямо на пол к скинутым и оставленным там же туфлям и

снова села на меня.

Она ни капли не стеснялась, быстро двигаясь на мне и тяжело дыша в ухо под аккомпанемент

скрипящего стула. Она будто делала что-то обыденное, а я щурил глаза, сжимал зубы, пыхтел и, чувствуя, как поджимаются яйца, боялся слишком быстро спустить. Как бы я ни крепился, всё равно

оказался скорострелом. Думал, сгорю от стыда, когда Аська, тихо матерясь, соскочила с меня и, подобрав с пола свои трусы, стала вытирать ими между ног. От моих невнятных извинений она

отмахнулась и, пообещав кастрировать меня, если залетит, оделась и ушла, оставив меня сидящим на

стуле со спущенными штанами и тупой улыбкой.

После этого не было никакой киношной романтики с признаниями в любви. Аська продолжала

встречаться с червяком, а меня душила злость, которой долбаная гордость не давала выплеснуться. И

закрутилось... Два года мы с Аськой издевались друг над другом. Когда я хотел быть с ней, она

тёрлась с кем-то другим, а когда она тянулась ко мне, был несвободен я.