Её звали Аськой. Аськой и никак иначе.
Её звали Аськой. Аськой и никак иначе.
Она была Аськой, когда гоняла с пацанами мяч по футбольному полю, закатав до ободранных
коленок модные тогда чёрные треники с салатовым трёхполосием и кнопками по бокам; она была
Аськой, выстукивая нервную дробь каблуками замшевых сапог по школьному коридору; она была
Аськой, танцуя на сцене вальс в образе толстовской прелестницы Наташи Ростовой; она была
Аськой, крепко затягиваясь вонючей сигаретой после каждого глотка дешёвого коктейля, обманчиво
похожего на обычную газировку; она была Аськой, царапая мелом на потёртой доске формулы
своим корявым почерком; она была Аськой, в кровь сбивая костяшки пальцев о подвешенную к
потолку грушу в тренажёрке; она была Аськой, передавая по классу листы с решениями на
контрольных; она была разной, но всегда оставалась Аськой. И извиваясь подо мной, корябая
ногтями мои плечи и спину, она тоже была просто Аськой.
Она была из тех людей, которым нельзя придумать прозвище и которых нельзя назвать по фамилии.
Только «Аська», произнесённое с разными интонациями.
Для меня её имя имело особый вкус: пряность и капля горчинки на кончике языка. В нём не было
приторной сладости, как и в ней самой.
Говорят, первая любовь не забывается. Не знаю, но с годами я научился не думать о ней.
Если бы не звонок бывшего одноклассника, требующего прийти на десятый, юбилейный, так
сказать, вечер встречи выпускников, я бы и не вспомнил о своей первой любви. Может, поэтому я
пропускал все предыдущие встречи?
В школе кажется, что любовь и дружба — это навсегда, но за её порогом очень часто выясняется, что у тебя больше нет ничего общего с теми людьми, ближе которых всё это время никого не было.
Жизнь, закручивая в своих виражах, не даёт возможности оглянуться назад.
Я оставил своё прошлое и пошёл вперёд, как только наш директор с нескрываемым вздохом
облегчения вручил мне аттестат, даже не пытаясь придумать какие-то напутствующие и ободряющие
слова. Мне показалось, что он готов был разрыдаться от счастья.
Возможно, не пойди я сразу после школы в армию, связи с прежними знакомыми и друзьями не
оборвались бы так резко. А вернувшись на гражданку, я понял, что все они стали мне чужими и
слишком далёкими.
Первые годы кое-кто из ребят звонил, звал на встречи, но потом, видимо, они устали натыкаться на
полное равнодушие.
У каждого своя жизнь.
Не знаю зачем, но спустя десять лет я впервые согласился прийти. Возможно, я просто был слишком
удивлен звонку, потому что подобных ему не было уже очень давно. Настолько давно, что я с
радостью перестал их ждать.
И воспоминания, запертые, по большей части уже стёртые, размытые, хлынули на меня волной.
Не удержавшись, я достал с антресолей альбом со старыми фотографиями и, устроившись за
кухонным столом с чашкой крепкого кофе, стал перелистывать страницы, невольно улыбаясь.
Конечно, среди лиц моих одноклассников мелькало и то, которое я знал когда-то до последней
бледной веснушки на курносом носу. Аська.
Странно на протяжении многих лет видеть какого-то человека практически каждый день и в
определённый момент взглянуть на него по-другому, выделив из толпы.
Аська была своей в доску. Как-то повелось с начальных классов, что она была среди нас, мальчишек, и часто именно Аська подбивала нас на всякие пакости и шалости, будучи той ещё
заводилой. Никому и в голову не приходило дёрнуть её за хвосты и косички или предложить
дотащить до дома тяжёлый ранец, набитый учебниками.
Первую сигарету, украденную кем-то из пацанов у отца, она раскурила с нами за обшарпанным
углом школы. Никакие потасовки с параллелью, сходки и гулянки не проходили без её участия —
Аська была одной из нас. Посмотреть на неё, как на девчонку, было нелепо, поэтому мы все
испытали шок в девятом классе, узнав, что у Аськи есть парень и учится он в ненавистном
параллельном.
Ещё больший шок у нас был, когда мы увидели её в юбке и на каблуках. Такое мерзкое ощущение, будто твой друг оказался гомиком и обманывал тебя много лет. Мы даже решили отметелить
червяка, сбившего нашу Аську с пути истинного, но она не позволила. А когда она, называя нас