А в это время на маленьком плацдарме была радость победы и освобождения, была та самая минута, когда [8] солдаты непростительно потеряли бдительность и не заняли оборону за хуторами.

Через три часа противник перестроился, подвел резервы и ударил по частям, находившимся в хуторах. Огневой налет оказался настолько неожиданным, что полки дрогнули, не сумели ни закрепиться, ни принять боевые порядки. В разрывах мин и снарядов, под жестоким пулеметным огнем гибли те, кто находился в только что освобожденных хуторах...

— Учтите, полковник, — говорил дивизионный комиссар Желтов, — и солдаты и командиры подавлены происшедшим. А потому главное сейчас — работа с людьми...

Проводив дивизионного комиссара, я вызвал к себе начальника штаба дивизии подполковника Антона Теофиловича Сивицкого.

В землянку вошел среднего роста, плотный, но подвижный человек. Приложив руку к козырьку фуражки, представился.

— Мы с вами встречались...

— В Ростове, в феврале сорок второго, — продолжил он начатую мной фразу. — Там у вас и у меня была пересадка, оба ехали в Армавир, в штаб Северо-Кавказского военного округа, за назначениями... Я — сюда, в 203-ю, а вы — на формирование 197-й...

Антон Теофилович тоже окончил еще до войны Академию имени Фрунзе. Службу же на фронте начал в оперативном отделе штаба 56-й армии.

Через несколько минут Сивицкий принес и положил передо мной отпечатанную на машинке бумагу:

— Прошу подписать первый приказ, товарищ комдив, — сказал он, чуть растягивая слова. Это был приказ о моем вступлении в должность, датированный 31 августа 1942 года.

Начальник штаба доложил, что дивизия держит оборону на двенадцатикилометровом участке фронта. В тяжелых боях сильно потрепаны наши 610-й и 619-й полки. 610-й, командиром которого только что назначен подполковник Клементий Михайлович Коржуев, насчитывает менее трети личного состава, девять ручных и пять станковых пулеметов. В 619-м потери меньше, но и в его составе лишь два неполных батальона стрелков и только половина противотанковых ружей и 82-миллиметровых минометов. [9]

— И последнее, — продолжил свой доклад подполковник Сивицкий. — В наше подчинение передан из 197-й дивизии 592-й полк. Два его батальона держат оборону на правом фланге.

— Какова ситуация в данный момент?

— В течение истекших суток противник не проявлял активности перед фронтом дивизии. Однако самолеты бомбили и обстреливали наши боевые порядки. Досталось и соседям... Сегодня днем к переднему краю приближались небольшие группы немецкой пехоты. Был слышен шум танков. Не исключена возможность наступления в ближайшие часы. Командиры полков предупреждены.

Мне показалось, что начальник штаба чего-то не договорил, и я вопросительно посмотрел на него.

— И вот еще что, Гавриил Станиславович, — услышал я, — многие наши бойцы во время атаки гитлеровцев 26 августа побросали саперные лопаты. Поэтому сейчас смогли отрыть только неглубокие ячейки для стрельбы лежа...

Вместе с Сивицким мы обошли командный пункт. Здесь, как и положено, находились пять отделений (оперативное, разведывательное, связи, строевое, тыла), а также штаб командующего артиллерией дивизии и охрана.

Работники штаба произвели на меня хорошее впечатление.

Место для командного пункта в смысле безопасности было выбрано удачно: на скате глубокого узкого оврага. Но удобства для работы отсутствовали. Примитивные блиндажи были сделаны только для командира и комиссара дивизии, для начальника штаба и для работников первого отделения. Все остальные ютились в нишах, выдолбленных в склонах оврага.

Самое же главное неудобство состояло в том, что командный пункт был удален от переднего края на 10–12 километров, а это вдвое превышало уставную норму... Кроме того, отсутствовали наблюдательный и запасной командный пункты командира дивизии на случай переноса руководства боем. Поэтому мы с начальником штаба прежде всего выбрали места для пунктов управления и тут же решили, как надо их оборудовать.

Комиссара дивизии полкового комиссара Хаскеля Менделевича Карельштейна я увидел только вечером, когда он возвратился из 592-го полка. Он с удовлетворением [10] констатировал, что части приводят себя в порядок и настроение у людей улучшается. Однако в ротах и батальонах чувствуется недостаток боевых командиров и политработников.

— Народ у нас вообще-то крепкий, — уверенно сказал Карелыптейн. — В предыдущих боях многие проявили мужество, я бы даже сказал, героизм. Уничтожено немало фашистских захватчиков, взяты большие трофеи. Лучшие воины уже награждены, но предстоит оформить еще десятки наградных листов...

— Это надо сделать немедленно... А что вы можете сказать о работе тыла? — без обиняков спросил я.

Карельштейн ответил не сразу:

— Участок сложный, и претензии имеются. Особенно к работникам продовольственного отделения. Горячую пищу дают два раза в сутки. Но в наиболее опасные места ее порою не подносят. Кстати, пища однообразная, часто невкусная... Зато с боепитанием все благополучно. Боеприпасами полки обеспечивались, как правило, без перебоев.

— А соответствуют ли своему назначению командиры частей, работники штаба и тыла дивизии?