Шрифт:
Фашист был обвешан флягами с горячим кофе: он нес их на передовую и заблудился. Выпив кофе, находчивые солдаты сдали пленного в штаб. Он сообщил, что накануне ночью немцы увеличили фронт своему 420-му пехотному полку 125-й пехотной дивизии. Раньше этот полк оборонялся только перед нашим соседом слева, а теперь оказался и перед нами, заменив находившуюся здесь часть. [135]
Я немедленно сообщил в штаб армии, что на нашем участке противник не намерен проявлять активность. По всей вероятности, он готовит наступление в другом месте, где и концентрирует войска...
С переходом к обороне появились хорошие условия для работы снайперов. В селе Ново-Николаевка мы собрали лучших своих стрелков, они делились опытом, рассказывали о «поединках» с фашистскими снайперами, об удачной «охоте». Я порекомендовал лучшим снайперам обучить мастерству «охоты» двух-трех молодых солдат. Это вскоре было сделано. И снайперы наносили гитлеровцам ощутимый урон...
* * *
В середине января 1944 года штаб дивизии переехал в село Михайловка.
Стояла холодная погода, мела поземка, а по ночам диск луны словно раздваивался, что, по народным приметам, бывает к сильным морозам.
...Игнатий Федорович Беспалько вошел в мою комнату в клубах пара. Вошел как-то спиной, согнувшись. А когда распахнул полушубок, перед нами оказался худенький мальчик лет десяти. Голову ребенка покрывал женский платок. Одет он был в старую женскую кацавейку. Короткие рукава едва доходили до локтей, и мы увидели тонкие, покрасневшие от мороза ручонки.
— Простите, Гавриил Станиславович, — обратился ко мне Беспалько и тут же крикнул ординарцу, чтоб быстро подал чаю. — Простите, что пришел не один. — Он кивнул в сторону мальчонки, который, осторожно придерживая горячую кружку, обжигаясь, глотал горячий сладкий чай. — Я не мог не привести его...
— Не торопитесь, Игнатий Федорович. Пусть мальчик отдохнет. Потом расскажете...
Я знал, что только из ряда вон выходящий случай мог заставить Беспалько привести постороннего в штаб без предварительного доклада комдиву.
Мальчик наконец закончил чаепитие, аккуратно вытер губы, тихо поблагодарил нас.
— Ну вот, — шумно вздохнул Беспалько. — Это Митя Козуб...
Услышав свое имя, ребенок поднялся и, как взрослый, вытянул руки по швам. [136]
— Митя сам расскажет вам все...
— Что рассказывать, я и не знаю... В детском доме жили мы хорошо... Учились грамоте и ремеслу... А пришли немцы — стало худо. Воспитателей куда-то забрали. Услышал я, что нас повезут в Арбузовку, и убежал. Спрятался в кукурузе за селом... Я все видел. Фашисты стали стрелять в наших детдомовцев из автоматов, прямо в голову... Вот сюда... — Он показал рукой себе на затылок.
— Где фашисты расстреливали детей? — спросил я.
— В противотанковом рву, неподалеку отсюда... — Беспалько ласково обнял мальчонку. — Ладно, хватит об этом... Где ты сейчас живешь, Митя?
Мальчик молчал.
Я приказал ординарцу вымыть мальчика, накормить и уложить спать.
Утром, в лютый мороз, из Михайловки к яру потянулись жители села. Шли туда и наши солдаты.
Вскоре застучали заступы о промерзшую землю.
— Вот, — глухо сказал кто-то.
Из земли торчал маленький ботиночек...
128 обезображенных детских трупов извлекли тогда наши солдаты из противотанкового рва. Гробов не было. Мертвых детей уложили на армейские повозки, прикрыли белой материей.
Траурная процессия двинулась в село. Здесь, на площади, была вырыта братская могила.
Я приказал выстроить почетный караул...
— Смотрите, товарищи! — обратился к собравшимся Беспалько. — Это дети. Они не были солдатами. Не участвовали в борьбе с врагом, не причиняли ему вреда и все равно были безжалостно убиты озверевшими фашистами!.. Никогда не забудем мы этого злодеяния! Будем мстить! Будем безжалостно истреблять гитлеровскую нечисть...
Заголосили женщины. Опустив голову, стояли солдаты.
— Смотрите! — раздался вдруг над притихшей площадью звонкий детский голос. Миша Козуб стоял у одной из повозок. — Это Людочка, это Боря... А других узнать не могу...
Мальчик, рыдая, отошел от страшной повозки, весь не по-детски сжался от горя. [137]
Грянул ружейный салют. Как героев войны, похоронили мы маленьких мучеников села Михайловка, погибших от рук ненавистных палачей.
Я не забыл тот день и сегодня. Думаю, не забыли его и бойцы нашей дивизии.
Мы пронесли эту память по дорогам войны и крепко били фашистов. За сожженные города и села, за поруганную нашу землю. За детишек из села Михайловка. расстрелянных в глубоком противотанковом рву. Святая ненависть звала людей в бой...