— Не слышали, Иван Семенович, что сказал один боец под Каховкой, когда мы были в двадцать четвертой гвардейской дивизии?

— Нет.

— Жаль, — укорил Иван Ильич. — А надо бы услышать. Он, между прочим, сделал любопытнейшее заявление. Сказал, что, дескать, скоро мы сдвинемся с этих мест. Почему? Да потому, говорит, что они уже обжиты. А по солдатской примете это, оказывается, означает — быть походу! Не парадоксально ли? — Иван Ильич в раздумье склонил голову. Потом усмехнулся: — А ведь мудрый этот боец, очень мудрый!

Да, тот боец из 24-й гвардейской оказался прав. В конце января 1944 года и в самом деле поступил приказ о передаче штаба нашего корпуса, 33-й гвардейской стрелковой дивизии и корпусных частей в подчинение 51-й армии, в то время уже нацеленной на бои по освобождению от фашистов Крыма. В назначенные сроки штаб, дивизия и корпусные части начали передислокацию.

Перед работниками политотдела корпуса встали новые, еще более ответственные задачи. Мы обсудили их сразу, как только ознакомились с приказом. На коротком совещании, проведенном в политотделе, было решено направить в готовящиеся к маршу полки своих представителей. Выделены они были и в 33-ю гвардейскую дивизию. Задача одна: оказать помощь командирам частей и политработникам в проведении марша, в процессе его готовить людей к новым боям.

И здесь хочется сказать доброе слово в адрес моего заместителя подполковника Писарского и старшего инспектора майора Здюмаева. Они, следуя вместе с батальонами и ротами, на каждом привале проводили здесь митинги и беседы, призывая бойцов и командиров к высокой организованности и бдительности, к соблюдению маршевой дисциплины и мер маскировки. Они рассказывали воинам о Крыме, о зверствах, творимых там фашистскими оккупантами, пробуждая в сердцах людей чувство священной ненависти к врагу, стремление как можно скорее очистить крымскую землю от гитлеровских захватчиков. [25]

Глава вторая.

Сиваш

Итак, шел уже тот период Великой Отечественной войны, когда немецко-фашистские орды под сокрушительными ударами советских войск вынуждены были откатываться назад, на запад. Но отходили они с упорнейшими боями, с отчаянием обреченных цепляясь за каждый рубеж. А на некоторых участках им удавалось создать столь прочную оборону, что взломать ее стоило нам немалого труда.

В этих сражениях крепла мощь нашей армии. Мы сами были свидетелями того, как день ото дня все больше улучшалась техническая оснащенность войск. На вооружение поступали уже не обычные трехлинейки, а новые автоматы, а также танки, самоходные артиллерийские установки. Господство в небе перешло к нашей авиации.

К этому времени Советские Вооруженные Силы превосходили противника как по численности личного состава, так и по количеству и качеству боевой техники. И это превосходство мы ощущали постоянно, едва ли не в каждом сражении.

Давали о себе знать и возросшая выучка войск, высокое оперативно-тактическое мастерство советских военачальников.

К февралю 1944 года линия фронта на юге отодвинулась далеко на запад, приблизилась к Одессе и вышла на рубеж Кировограда. Таким образом, перешеек, соединяющий Крымский полуостров с материком, остался как бы в глубоком тылу наших войск. И надежда 17-й армии врага, обороняющейся здесь, на соединение с остальными частями вермахта становилась все более призрачной.

В чем же тогда состоял смысл сопротивления 17-й армии гитлеровцев в Крыму? Ответ на этот вопрос мы можем [26] найти в заявлении, сделанном в те дни начальником штаба ОКВ. «Оставление Крыма, — говорил этот фашист, — повлечет за собой такие политические последствия, размеры и значение которых нельзя заранее предугадать как в отношении Румынии и Болгарии, так и всей обстановки партизанской войны на Балканах».

Что ж, гитлеровский генерал смотрел, что называется, в самый корень.

Да, соединения Красной Армии в то время уже приближались к советско-румынской границе. И конечно же потеря Крыма значительно осложнила бы общее положение гитлеровских войск. Ведь выбив врага с его территории, мы сразу же получали большие преимущества: прекращала существование довольно опасная группировка врага в нашем тылу; высвобождались немалые силы и средства для использования их на других фронтах; расширялись возможности свободного действия кораблей Черноморского флота; создавались более благоприятные условия для активизации освободительной борьбы народов Балканских стран.

Да, гитлеровская верхушка и командование вермахта отлично понимали, что значит для их войск удержание Крыма. Потому-то и предписывали в своей очередной директиве оборонять его «до последнего солдата».

Кстати, к подобным категорическим требованиям бесноватый фюрер и его генералитет прибегали в последнее время все чаще и чаще. Незадолго до этого, например, гитлеровская ставка обратилась с таким же воззванием к своим войскам, оборонявшимся на Днепре. Но из сражения там «до последнего солдата» у фашистов ничего не вышло, наши дивизии и полки прорвались и через Днепр. Теперь вот 17-я армия получила строжайшее предписание сражаться в Крыму до конца.

Мы понимали, что бои впереди предстоят тяжелые. Враг конечно же попытается использовать все особенности перешейка для организации там мощной и мобильной обороны. И чтобы взломать ее, от наших войск потребуется максимальное напряжение сил.

Задаче мобилизации личного состава на скорейший разгром врага в Крыму в те дни была подчинена вся партийно-политическая работа как в корпусе, так и в армии в целом. В частях и подразделениях безвыездно работали наши пропагандисты и агитаторы. Они знакомили бойцов [27] и командиров со всеми деталями операции по разгрому еще врангелевских войск в Крыму, которую блестяще провели доблестные полки молодой Красной Армии, руководимые М. В. Фрунзе. Подробно рассказывали и о форсировании Сиваша, этого «гнилого моря», как называют его в народе.