Оглушительные залпы гулко катились с моря, эхо повторяло их в Инкермане и у Байдарских ворот и возвращало снова к Балаклаве. Слышался яростный гром разрывов, вспышки молний полыхали уже за передней линией в расположении противника. [97]

–  Отличная стрельба, - сказал Морозов, наблюдая в бинокль, - много войск недосчитаются фашисты в эту ночь!

–  Люблю, когда стреляет наша корабельная артиллерия!
– добавил Иван Иванович.

Спускаясь по обледенелой тропке вниз, мы заметили группы людей. Из всех укрытий и тоннелей выходили бойцы и офицеры.

–  Не забывает нас Большая земля!
– слышалось отовсюду, а воздух продолжал сотрясаться от мощных разрывов крупнокалиберных снарядов.

Зарево поднималось над тем местом, куда сосредоточенно бил невидимый в ночи линкор.

Глава семнадцатая

Над тоннелем, на поверхности земли, гудело и грохотало. От разрывов бомб и снарядов, как в лихорадке, тряслось все наше железобетонное подземелье. Обваливался кусками потолок, и известковая пыль застилала слабый свет лампочки от аккумуляторов - единственного сейчас освещения КП.

Прямым попаданием бомбы была разрушена пристройка у выхода из нашего убежища, разбиты пирсы, в груду камней превратились береговые постройки.

От сильных взрывов вздрагивали массивные железные ворота, закрывавшие вход в подземелье. Казалось, еще один взрыв - и их так перекосит и заклинит, что сидеть нам в тоннеле, как в мышеловке.

Это было семнадцатого декабря. Утро начиналось свежее, чистое, морозное. Но уже через несколько часов бухта и город покрылись дымом от разрывов снарядов и бомб, от огня пожарищ.

Начался второй штурм Севастополя. Из поступивших к нам оперативных сводок штаба Севастопольского оборонительного района было известно, что фашистские войска тщательно готовились к этому наступлению. Снимали с других фронтов армейские части и дивизии и сосредоточивали их под Севастополем.

После ожесточенной артиллерийской подготовки фашистские войска перешли в наступление. Главный удар наносился в долине Бельбека, Камышлы в направлении к Северной бухте. Гитлер отдал генералу Манштейну приказ взять Севастополь к 22 декабря, к полугодовщине войны. [58]

Этим гитлеровское командование стремилось ослабить впечатление от поражений под Москвой, поднять престиж своей армии.

Казалось, ничто не смущало фашистских генералов: были усилены войсковые соединения авиацией и танками, подвезен боеприпас; все учтено и подсчитано и дальше должно развиваться по плану, утвержденному фон Манштейном. Фашисты настолько были уверены в своей победе, что даже с немецкой педантичностью расписали, какие войсковые части и где будут располагаться в Севастополе, в каких домах разместятся господа офицеры и так далее.

И только одного не учли генералы: Севастополь тоже готовился к отражению этого нападения. С Большой земли была доставлена еще одна стрелковая дивизия, боеприпасы, продовольствие. Части СОР совершенствовали свою оборону, установили еще семь стационарных батарей из орудий крейсера «Червона Украина» и других поврежденных кораблей.

Теперь, во время второго наступления, моряки были уже не одни. Вместе с ними плечом к плечу дралась Приморская армия, которая оправилась и окрепла после тяжелых боев под Ишунью и отхода к Севастополю. Армия была пополнена свежими соединениями и частями.

И перед всеми бойцами стояла задача - отстоять Севастополь любой ценой. Стоять насмерть, но не пропустить врага!

Снова загрохотали пушки наших береговых батарей: капитана Матушенко, Александера, бронепоезда «Железняков» и зенитных орудий.

Удары авиации и артиллерийский обстрел все эти дни не прекращались. Но люди уже приспособились к обстановке. Иногда в паузах между двумя разрывами бомб вдруг откуда-то из угла убежища или из-за перегородки «каюты» доносился чей-нибудь мирный храп. Мы научились спать и под артиллерийским обстрелом и под бомбежкой. У нас выработался своеобразный иммунитет, и, несмотря на грохот снарядов и взрывы бомб над нашим КП, мы продолжали работать, как и наш невозмутимый начальник штаба Морозов.

–  Молодчинки, - говорил в этом случае контр-адмирал Фадеев, которому никогда не сиделось под бомбежкой. В самые трудные минуты он обходил подразделения или звонил, спрашивая: - Ну как, держитесь? Ну, хорошо, я вам еще позвоню! [99]

В противоположность контр-адмиралу начальник штаба Морозов целиком был погружен в штабные дела, и до того, что практически никуда не выезжал, почти никогда не покидал КП. Тем не менее Морозова уже хорошо знали на всех батареях береговой обороны. Он организовывал с ними взаимодействие, когда мы принимали корабли, идущие по фарватерам в Севастополь. Морозов мог любезно позвонить на батарею вечерком и задать кодированный вопрос: