Здорово! Славно!

Раскланявшись со шкипером, Алексей остался на корме – благо погода стояла погожая и возвращаться в душную каюту уж никак не хотелось. Ладно – ночью, но днем… Оно конечно, можно было бы сэкономить покруче, и вовсе не пользоваться каютой, заплатив лишь за циновку и место на палубе. Так-то оно так, однако, с другой стороны, был во всем этом некий ненужный риск – на палубе-то вполне могли обворовать, ограбить – иди потом, ищи, доказывай! Украдут денежки – поди, поймай воров, народец здесь, на палубе подобрался ушлый.

Опершись на резной фальшборт, молодой человек от нечего делать принялся разглядывать посланных Богом попутчиков, стараясь не бросать ни на кого уж слишком открытых взглядом – незачем раздражать людей.

По левому борту расположилась компания итальянцев – впрочем, может, и французов или жителей Дубровника – нет, язык, похоже, итальянский… какой-нибудь из его диалектов…

– О, мама мия!!! – бросив шапку о палубу, громко вскричал молодой парень в бедной, заштопанной на локтях тунике. Все его сотоварищи, насколько мог судить протопроедр, тоже были бедны… и молоды. Зачем плыли? За счастьем? Вероятно, какие-нибудь артельщики – плотники, а, скорее, каменщики – нанялись чего-нибудь строить. Ну, точно – каменщики. Эти вот, на палубе – простые рабочие-подмастерья, а в каюте – те трое угрюмцев – бригадиры-десятники.

Рядом, напротив, почти под самой мачтою, азартно играли в нарды. Эти – в чалмах и тюрбанах – по всему видать, были мусульмане, однако с итальянцами не задирались, общались вполне мирно… как и с православными паломниками – монахами, возвращающимися с Афона.

Еще несколько лет назад Алексей удивился бы такому соседству, да и вообще – всей этой ситуации: турецкий – исламский! – корабль везет католиков и православных – однако сейчас воспринимал это как должное. И дело даже не в деньгах, которые, как известно, никакой религии не имеют. Нет. Султан Мехмед Фатих после захвата Константинополя объявил себя повелителем не только турок, но и христиан, явно желая показать – имперская линия будет продолжена, пусть даже и под иным флагом. Да и сам Великий город – кого только в нем не было. Так что национальная и религиозная пестрота здесь никого особенно не смущала. По утрам православные собирались на носовой палубе – молились, то же самое делали католики по левому борту, армяне – или кто там это был? – по правому, мусульмане же творили намаз на корме. И никто друг дружке не мешал – вот бы и в обычной жизни так, а?

Море сияло искрящейся бирюзой, перекатывалось малахитово-изумрудными волнами, сверкало лучами радостно палящего солнца. Тучи белых брызг приятно холодили лицо, дул легкий ветер, над мачтами, крича, летали белокрылые чайки.

Алексей вдруг обернулся, услыхав какое-то шуршание рядом, – по палубе быстрым шагом проследовала женщина – турчанка. В длинной темно-синей накидке, в чадре, закрывающей все лицо, она остановилась у фальшборта, подставив закрытое плотной вуалью лицо ветру. Женщину сопровождали двое слуг… что было не совсем обычно, приличней выглядели бы служанки… или уж, по крайней мере, евнухи… Евнухи… Что-то не очень-то похожи на евнухов эти дюжие усатые молодцы!

Но, надо признать, ведут себя почтительно, даже подобострастно. Встали по бокам хозяйки – не рядом, а чуть в отдалении, как и полагается охранникам-слугам, и строго поглядывали по сторонам, поигрывая длинными кинжалами – а не совершит ли кто какое поползновение на… Нет, не совершили. Желающих не было. Да под такой охраной эта турецкая дева могла бы и голой тут ходить! Дева… Протопроедр усмехнулся – с чего он взял, что турчанка – дева? Может, это дебелая толстуха – ханум? А что ханум делать на корабле? Нет, не отпустит ее муж. Дева! А едет… скажем, выдали замуж! Из не очень-то богатой семьи, но, вот, родственники скинулись на охрану… или будущий муж – какой-нибудь крымский татарин – заплатил калым.

Налетевший ветер развевал чадру, смешно топорщил бесформенную накидку. Именно, что бесформенную… Нет, если мусульманская женщина захочет подчеркнуть соблазнительные формы своего тела, она их подчеркнет, вне всяких сомнений! А эта вот, видимо, не хотела. Или формы были не такие уж и соблазнительные? Впрочем, какая разница? Еще два-три дня – и Монкастро. А потом – в случае удачи – Еголдаева тьма, Муравский шлях, Мценск… И Черное болото! И своя – бывшая своя – эпоха. И бабка Федотиха – колдунья. И… И все останется так, как было – свободный Константинополь, Алексий – протопроедр, семья, друзья, не самая плохая служба… И никакого Стамбула! Никакой акче!

Как вот сейчас…

Господи, Господи… Не допусти, а?

От нечего делать – и чтобы отвлечься от разных тревожных мыслей – молодой человек принялся украдкою наблюдать за турчанкой. И вдруг показалось, что и она наблюдала за ним! Причем разглядывала нахально, пристально, ничуть не стесняясь. А чего стесняться-то – из-за вуали-чадры никаких взглядов не видно. Даже блеска глаз – и того. Нет… глаза видны – блестят. Или – это блестят украшения?

Турчанка еще несколько раз выходила на палубу, все здесь же на корме. И – естественно – в сопровождении своих дюжих молодцев. Стояла, дышала воздухом… ну, конечно, в душной-то каюте сидеть – приятного мало. Оконце маленькое – если оно вообще есть – чай, не каравелла, обычная скафа, открывай его, не открывай – духота страшная. Алексей к себе в каморку заглянул – господи, пекло! Самое натуральное пекло. Неужели и ночью вот так же будет? Не дай-то бог.

Нет, все-таки, кажется, определенно кажется, что турчанка за ним наблюдает! Ну да – вот повернула голову, когда Алексей отошел. Да-а-а… Протопроедр улыбнулся. Вообще-то, всякое в его жизни бывало, и женским вниманием молодой человек уж никак не был обделен аж с самой ранней юности, когда еще подрабатывал трактористом в ОАО – бывшем совхозе – под замечательным названием «Светлый путь». Были там, в деревнях, девки-дачницы… и была почтальонша Ленка – оторва, каких мало, но красива, красива, зараза, и до мужского полу – хваткая.