Везде, где только соприкасаются друг с другом отдельные части, где они скользят, трутся, вращаются, - везде поверхностные гребешки все более властно диктуют свои условия. Даже стойкость деталей против жара и холода, против износа и ржавчины и та зависит от величины и формы гребешков. Вездесущие невидимки.

Что же говорить об их роли в наступающий атомный век с его невиданными скоростями, температурами и давлениями?

Один оратор на ученом собрании, разгорячившись, заявил:

–  Весь технический прогресс сейчас упирается в гребешки.

Нетрудно представить, что произойдет, если у мощной турбины с ее огромной крутящейся массой вдруг «заест» подшипник: гребешки зацепились - и мгновенно стоп.

«И о пылинку ничтожную могут запнуться колеса вселенной», - писал поэт Уот Уитмэн, наверно и сам не подозревая, как близко касался он в этой строчке назревающих проблем техники.

В самом деле, уже о подлинно металлических пылинках на поверхности деталей идет речь в наши дни. Все тоньше и деликатнее становится современная обработка. Техника переходит от гребешков в доли миллиметра к гребешкам в микроны, от микронов - к долям микрона, вступая в тот скрытый мир, где нельзя уже ничего так просто ни увидеть, ни нащупать. Даже в языке нашел отражение этот процесс непрерывного и бесконечного приближения к идеалу гладкости. Раньше говорили: шероховатость поверхности. А потом стали говорить: чистота.

Нуль, запятая, сорок сотых микрона или нуль, запятая, двадцать пять - какой высоты гребешки допустимы на поршневом пальце в быстроходном моторе? Вот о чем думают и спорят теперь инженеры. Величины, перед которыми и пылинка становится чересчур грубой.

Не только в громе и треске аварий напоминают о себе гребешки. Чаще всего беда подкрадывается потихоньку, незаметно, и этой вкрадчивостью она и обманывает.

Работает станок. В нем как будто все благополучно. Но в разных точках станка, там, где что-то скользит и вращается, происходит исподволь местное, малое заедание. Чуть побольше трения - и легонько, легонько дерет. Этого и не заметишь. И вот в цехе бьются над загадкой: почему шпиндель станка, который может служить и десять и двадцать лет, почему этот шпиндель вдруг, спустя уже полгода, вышел из строя? Почему?

Гребешки могут тут о многом рассказать. Если, конечно, умеешь к ним подходить и знаешь, как с ними обращаться. А ведь это целая наука.

Мы часто и не подозреваем, как близко касаются нас вопросы чистоты поверхности. На каждом шагу.

Что было бы с ходом времени на наших часах, если бы не такая отменная чистота на поверхности всех их колесиков?

Думает ли пассажир электропоезда, любуясь в окно сменой ландшафта, что целая армия путейских инженеров, механиков и научных сотрудников Академии наук долго и упорно воевала с ничтожными гребешками, чтобы сделать быструю езду спокойной и безопасной? С гребешками на поверхности незаметной детали, которая спрятана где-то под полом загона, под ногами пассажиров, и называется золотником пневматического тормоза.

Думаем ли мы, набирая номер телефона, что скорость и правильность соединения охраняет чистота поверхности там, на шестеренках и зубчатых кольцах в аппаратах-искателях автоматической станции?

А люди науки о гребешках должны об этом думать, и очень даже думать.

Она рождается на наших глазах, эта наука, поднявшаяся на загадках невидимых гребешков. Может быть, одна из самых молодых наук.

Сквозь строй недоверия и косность привычек приходилось пробиваться ее первым росткам. С тех пор как в 1929 году академик Владимир Павлович Линник направил в своей ленинградской лаборатории только что изобретенный им двойной микроскоп на поверхность металла с целью изучения гребешков, эта область не могла еще долго выйти из стадии отдельных разрозненных опытов.

Размеры изделий, правильность размеров - длина, высота, площадь, объем - всегда были неотступной заботой людей производства. Во все века техника боролась за размеры, за их точность. Размеры строго указывались на всех чертежах. Размеры строго соблюдались при обработке. Размеры еще строже проверялись на контроле. И лишь совсем недавно, дза-три десятка лет назад, стала пробиваться в жизнь новая характеристика - чистота поверхности. Робко, неуверенно. Лишь иногда на чертежах появлялся новый значок - маленький треугольник. Внимание, здесь важна чистота поверхности!

Потом стали ставить два треугольника рядом. Это значит- поверхность должна быть еще чище: более мелкие, гладкие гребешки. Затем появились три треугольника рядом. Они означали, что требуется высший класс отделки, известный по тому времени, - шлифование.

Треугольнички смущали многих своей новизной. В них видели скорее доброе пожелание, чем строгую обязательность. (Не то что цифры размеров!) А может, все это лишь прихоть кабинетных мыслителей?

Но приверженцы науки о гребешках не унимались. Накануне второй мировой войны, когда вся техника готовилась к состязанию на полях сражений, теоретики предложили еще один треугольничек - четвертый. Так они советовали обозначать наивысший вид отделки поверхностей, ставший возможным благодаря последним техническим достижениям. Хонинг-процесс, суперфиниш, притирка - методы небывалой тонкости, когда поверхностные гребешки уж совсем приближаются к идеалу гладкости.

Так хотели ученые. А практика производства еще долго сопротивлялась, не принимая достаточно всерьез все эти нововведения.

Еще в тридцатом году на конгрессе американских инженеров механиков раздавались взволнованные речи о гребешках. Докладчики предлагали ввести гребешки в закон, предлагали установить общий стандарт для качества отделки поверхностей. Стандарт - свод технических требований, предъявляемых ко всевозможным изделиям. Вся промышленность работает по стандартам, соблюдая нужное качество и взаимозаменяемость деталей. Во всех стандартах указываются, конечно, размеры деталей и допустимые отклонения в размерах, указывается иногда и вес, и марка материала, и химические свойства… Только качество поверхности не находило еще себе места среди этих строго выработанных условий. И наиболее дальновидные инженеры говорили с беспокойством: а как же быть с гребешками?