Прошло более десятка лет, а дело стандартизации гребешков все еще не сдвинулось с места. Напрасно ученый-оптик немец Шмальц предлагал германской милитаристской промышленности свой проект стандарта. Напрасно крупнейший английский специалист профессор Шлезингер призывал своих коллег: «Думайте не только о точности размеров, думайте и о чистоте поверхности. Как бы это улучшило качество машин!» Призывы, не нашедшие живого отклика. К началу второй мировой войны ни одна страна так и не собралась навести з этой области порядок.

Чистота поверхности все еще считалась каким-то частным, необязательным делом. Отдельные фирмы и предприятия справлялись с гребешками по собственному усмотрению, кто во что горазд.

Да и определение степени чистоты поверхности производилось большей частью прямо на глазок. Оценивали по старинке, играя изделием на свету: блестит или не блестит, отражает или не отражает? Способ довольно варварский, хотя и звучал в ученой литературе весьма солидно: «способ визуального определения». Поверхность нуждалась в более точных характеристиках, в математическом выражении своих гребешков, - как давно, скажем, привыкли к формулам химического состава или к цифрам точных размеров. Новая наука все еще ждала настоящего широкого признания.

Между тем вторая мировая война - война моторов-› еще раз подтвердила все великое значение в современной технике малюсеньких поверхностных гребешков.

И вот в дни исторических битв сорок третьего года в затемненной от воздушных нападений Москве, в притаившемся переулочке, где нашел себе убежище один из институтов Академии наук, тихо и незаметно совершалась скрупулезная, строгая работа. Здесь, в небольшом кабинете с опущенными шторами, несколько человек проводили дни и ночи за бесконечными таблицами и расчетами.

Сюда приходила почта - толстые пакеты с особыми штемпелями. Сюда приезжали посетители в штатском и в походной одежде, с портфелями и дорожными чемоданами. Приезжали из разных мест - из-за Волги, с Урала, из сибирских и азиатских глубин, - отовсюду, куда только разбросали война и эвакуация разные отрасли промышленности, ведомства и научные учреждения. В их бумагах и переговорах слова «высота гребешков», «чистота поверхности» звучали, как перечень полков и пунктов в оперативных сводках тех лет.

Здесь, в небольшом академическом кабинете, в дни и ночи военных тревог шла работа на будущее, на ожидаемый мирный день. И все подчинялось здесь тому, какую роль должны сыграть поверхностные гребешки в техническом наступлении завтра.

Направлял и объединял эту напряженно-тихую работу суховатый на вид человек, уже знакомый нам по началу рассказа. Профессор Петр Ефимович Дьяченко, один из тех, кто посвятил себя делу поверхностных гребешков.

К концу войны работа была завершена: создан первый государственный стандарт на чистоту поверхности. Стандарт, построенный на научных основаниях, с точным разделением на четырнадцать классов чистоты и с цифровой характеристикой каждого класса. Свод законов о гребешках. Скромная техническая победа на фоне всемирно-исторических событий, волновавших тогда человечество.

Но началось снова мирное строительство, пятилетка, и вся промышленность- страны почувствовала значение того, что совершилось в небольшом академическом кабинете. Шаг производства на другой уровень и требование особо строгой, «чистой» работы - вот что стояло за маловыразительным индексом ГОСТ 2789-45 нового стандарта. Всем, всем думать о гребешках!

Пример этот заставил и другие страны поторопиться. Америка, Англия, Швеция, Германия… Постепенно чистота поверхности входила в законную форму в виде обязательных национальных стандартов.

Пустячные невидимки стали делом государственным.

Что ж удивительного, что главный конструктор большого завода в дни пятьдесят второго года настойчиво, с беспокойством раздумывает именно о них, о поверхностных гребешках? И не только думает сам, но и вовлекает уже постепенно и других в те же мысли и в те же сомнения.

–  Ускользают!
– говорил Георгий Иванович, перебирая пальцами в воздухе, будто пытаясь что-то ощупать.

И действительно, гребешки начинали ускользать от исследования и изучения. Техника обработки становится все более тонкой и деликатной, поверхность металлов получает блеск чистейшего зеркала, под которым прячутся гребешки уж совсем исчезающей малости. А как их изучать и измерять?

Никакая точная наука не может развиваться без своих орудий измерения. И то, что было хорошо вчера, уже не совсем годится сегодня. А как различить под чистым зеркалом какие-нибудь зубчики в десятую и сотую дольку микрона и как представить их во вполне наглядном виде для исследования и подсчета? Каким путем лучше записать, зарисовать микроскопическую поверхностную рябь, этот неуловимый профиль невидимки?