Шрифт:
Н. И. Крылов подчеркнул, что минувшей ночью, очевидно, закончился штурм города, начавшийся 17 декабря. Боевые действия носили ожесточенный характер. Наши войска сдержали натиск врага у Мекензиевых гор. Ему удалось лишь немного продвинуться вперед. Был, правда, кризисный момент, когда отдельные мелкие подразделения противника просочились в Сухарную балку. Но туда вовремя подоспела 79-я отдельная стрелковая бригада подполковника А. С. Потапова, только что прибывшая из Новороссийска. Она нанесла сильный удар вдоль Симферопольского шоссе и 22 декабря отбросила фашистов. Положение в 4-м секторе было восстановлено. 22–24 декабря на транспортах и боевых кораблях из Поти и Туапсе прибыли 345-я стрелковая дивизия и танковый батальон, а 28 декабря — 386-я стрелковая дивизия. Н. И. Крылов отметил, что в связи с этим, а также с [54] начавшейся Керченско-Феодосийской десантной операцией наших войск напряжение на фронте 3-го и 4-го секторов несколько ослабло. Однако это направление по-прежнему должно быть в центре внимания. Требуется прикрыть его инженерными заграждениями.
Я доложил генералу Петрову, что еще по пути на Москвы мы с Леошеней изучили по карте крупного масштаба местность в районе Севастополя. Теперь, прослушав информацию полковника Крылова, мы убедились, что в первую очередь следует прикрыть минными полями оборону 3-го и 4-го секторов. Я попросил разрешения начать минирование сегодня же, и прежде всего на танкоопасных направлениях. К 15 часам мы подготовим и доложим план минирования 3-го и 4-го секторов. Основной план инженерных заграждений будет подготовлен через два дня. Я попросил командующего дать соответствующие указания начальнику инженерных войск и командирам дивизий секторов обороны. Он пообещал это сделать.
— Что ж, действуйте, — сказал Петров. — А вы, товарищ Кедринский, окажите группе генерала Галицкого самое максимальное содействие. Задача-то у нас общая.
После этого короткого разговора у командующего Е. В. Леошеня, Кедринский и я отправились в штаб начальника инженерных войск Приморской армий, который располагался неподалеку от штаба армий в подземных помещениях. Выйдя от Петрова, уже в неофициальной обстановку мы тепло обнялись с полковником Г. П. Кедринским, как старые сослуживцы по Военно-инженерной академии. Он мало изменился с последней нашей встречи, все такой же подтянутый, аккуратный. Гавриил Павлович всегда отличался строевой выправкой, на нем ладно сидела военная форма. Кедринский — эрудированный и хорошо подготовленный в инженерном отношении командир, незаурядный организатор, изобретатель и рационализатор, волевой и энергичный человек.
Гавриил Павлович сражался под Одессой в должности начальника инженерного отдела Отдельной Приморской армии. Он осуществлял инженерное обеспечение эвакуации войск на Крымский полуостров, лично руководил установкой мощных радиоуправляемых фугасов в фешенебельной одесской гостинице на Мерзлиевской. Когда румыны заняли Одессу и от нашего разведчика 22 октября поступила информация, что в гостинице находится много высших вражеских офицеров и генералов, этот фугас по радио был [55] взорван. Оккупанты взлетели на воздух. В стане врагов это вызвало большой переполох.
Словом, полковник Кедринский в боях за Одессу оставил у фашистов по себе хорошую память. Теперь здесь, под Севастополем, руководимые им. инженерные части и подразделения наносили большой урон противнику.
Полковник Кедринский представил нам своего начальника штаба майора К. Я. Грабарчука и военного комиссара батальонного комиссара П. Т. Климчука. Оба они произвели на нас хорошее впечатление. Особенно мне понравился Грабарчук. Человек энергичный, дисциплинированный, подвижный и, видать, цепкий в дедах. Как показало дальнейшее знакомство, он был именно таким.
Чтобы не затягивать время, мы попросили Кедринского проинформировать нас о состоянии инженерного оборудования обороны Севастополя. Он начал с рубежа на Мекензиевых горах. Оборудован этот рубеж, по его словам, очень примитивно. Как после декабрьского штурма фашистов наша пехота отошла на него, кое-как окопалась, отрыв одиночные ячейки, в таком виде все и осталось. Передний край минными полями не прикрыт.
Неважно обстояло дело с установкой железобетонных колпаков для станковых пулеметов и сборных казематированных фортсооружений для противотанковых пушек. Причиной тому были трудности по отрывке котлованов в скальном грунте. Оборудование позиций средствами полевой фортификации также желало лучшего.
Основу обороны армии составляли мощные долговременные железобетонные огневые сооружения артиллерии береговой обороны, которые предназначались для отражения морского десанта противника. Они были построены еще до войны. Возведение же сухопутного долговременного оборонительного рубежа тогда, в мирное время, из-за отсутствия средств не предусматривалось. Кедринский добавил, что войска, оборонявшие Севастополь, сейчас не проявляют особого рвения к инженерному оборудованию позиций, хотя и страдают из-за этого: нещадно мерзнут и мокнут, несут излишние потери даже теперь, когда бои стихают. Как ни странно, на защитников Севастополя своеобразно подействовала высадка десанта на Керченском полуострове. Многие в Приморской армии теперь считают, что скоро и им последует приказ на наступление. Отсюда вывод: зачем оборудовать позиции, коль придется идти вперед?
Естественно, это было нездоровое явление. С ним следовало бороться всеми силами. [56]
Гавриил Павлович ознакомил нас с секторами обороны Севастополя. Как уже говорилось выше, каждый сектор возглавлялся комендантом, командиром одной из дивизий, обороняющих сектор, а войсковым инженером являлся дивизионный инженер этого же соединения. Коменданты секторов нам были уже известны. Кедринский назвал фамилии инженеров: 1-го сектора — майор Я. С. Молоткин, 2-го — майор Н. Д. Колесецкий, 3-го — майор П. И. Бочаров, 4-го — майор Я. К. Чураков.