В один из октябрьских дней ко мне зашел полковник Г. Т. Соколов с докладом о строительстве саперных деревянных лодок для будущего форсирования Днепра войсками фронта. Штаб его бригады и производственная база размещались непосредственно у реки, что позволяло испытать лодки на практике. Соколов сказал, что саперы пробовали составлять из лодок паромы и мосты. Это меня очень заинтересовало, и я поехал с ним в бригаду. На месте он пояснил, что заготовлено 800 деревянных саперных лодок для десантирования пехоты. Из них они составили паромы для переправы легкой артиллерии и автотранспорта и тут же практически опробовали. Получилось неплохо.

— Хотите посмотреть? — спросил он меня.

— Да, конечно, хочу. [158]

Саперы продемонстрировали свою новинку. Действительно, дело стоящее.

— Мы из этих лодок можем наводить и трехтонные паромы, и мосты, — сказал Соколов.

Штаб инженерных войск фронта одобрил инициативу саперов Соколова.

Производство саперных лодок в бригаде было организовано уже поточным методом. Еще в 1942 году ее личный состав принимал участие в изготовлении 11 деревянных понтонно-мостовых парков под шифром ДМП-41. Это было очень крупным и важным заданием фронта. Ведь штатных понтонно-мостовых парков не хватало, промышленность не могла тогда полностью обеспечить потребность понтонных частей Красной Армии. С переходом наших войск в наступление эта потребность резко возросла: потому самодельные деревянные понтонные парки были большим подспорьем для нас. Саперные лодки заготавливались заблаговременно, на месте, также для пополнения десантно-переправочных средств.

Вернувшись из штаба фронта, я неожиданно встретился с генералом Ю. В. Бордзиловским, который только что прибыл на Западный фронт на должность начальника инженерных войск 33-й армии. Юрия Владиславовича я знал давно. В 1925–1928 годах он служил в 16-м саперном батальоне 16-го корпуса. Я тогда командовал этим батальоном, а он был начальником школы младшего командного состава. В 1926 году школа впервые в Красной Армии была укомплектована одногодичниками — юношами, которые закончили институты. По окончании школы им присваивалось звание командира взвода — по-современному лейтенант, — и они уходили в запас.

Юрий Владиславович Бордзиловский был хорошим командиром, умелым воспитателем, глубоко знающим инженерное дело. Он пользовался большим авторитетом у. подчиненных. Не случайно его подразделение было на хорошем счету. На строевом смотре в бобруйском лагере командующий округом комкор Д. И. Егоров дал отличную оценку школе нашего батальона, а всему батальону — хорошую.

В 1928 году мы расстались с Бордзиловским, но я частенько вспоминал его. Встреча наша была очень теплой. Я ввел Юрия Владиславовича в курс дела и направил его в 33-ю армию. В последующем мы с ним виделись, регулярно — и по делам службы, и просто так. К нашему общему удовлетворению, инженерное дело в 33-й армии пошло в гору. Забегая вперед, скажу, что позже Юрий Владиславович [159] был начальником инженерных войск 1-й армии Войска Польского, которая освобождала Варшаву и принимала активное участие в штурме Берлина.

После войны он продолжал службу в Войске Польском в качестве начальника инженерных войск, а затем — начальника Генерального штаба Войска Польского и заместителя Министра обороны Польской Народной Республики, Уйдя в отставку, Бордзиловский возвратился в Москву, где и приживает в настоящее время, ведет большую военно-патриотическую работу.

Шла зима 1943/44 года, на фронте не проводилось крупных операций. Были осуществлены лишь частные операции под поселком Ленино, да и то не совсем удачно. Полностью поставленных целей не добились.

Я внимательно следил за наступательными операциями 1-го Украинского фронта, отличавшимися размахом, темпами и глубиной продвижения. Как известно, в период с 24 декабря 1943 года по 14 января 1944 года войска 1-го Украинского фронта осуществили Житомирско-Бердичевскую операцию. Они почти полностью освободили Киевскую и Житомирскую области и многие районы Винницкой и Ровненской областей.

«Вот бы попасть туда», — думал я. Спустя некоторое время моя мечта неожиданно сбылась. Из Москвы позвонил генерал М. П. Воробьев.

— Как ты смотришь, если тебе предложат перейти на 1-й Украинский фронт начальником инженерных войск фронта. Это просьба Георгия Константиновича Жукова, он вступил в командование фронтом. Ватутин тяжело ранен бандеровцами.

— С большой охотой поеду, — ответил я.

— Будем считать, что вопрос решен.

Вскоре Верховным Главнокомандующим был подписан приказ о переводе меня на 1-й Украинский фронт. На Западный прибыл на должность начинжа генерал-лейтенант инженерных войск Николай Парфенович Баранов. Я его хорошо знал еще с 1923 года. Это исключительно аккуратный человек, прекрасно знавший инженерное дело и имевший большой практический опыт. В начале Великой Отечественной войны Баранов был начинжем одной из армий Западного фронта, потом командовал 1-й саперной армией.

Передача дел заняла немного времени. В середине февраля 1944 года я собирался в дорогу. Буквально за день [160] до отъезда пришло письмо от отца. Он сообщал, что перед отступлением гитлеровцы расстреляли мою престарелую мать, Александру Петровну, и старшую сестру Марию Павловну. Их расстреляли за связь с партизанами и за принадлежность к семье генерала.

Это известие потрясло. Весь день я не находил себе места. Боль утраты, гнев на гитлеровцев — все смешалось в моем сознании. Не мог примириться с мыслью, что не увижу больше никогда своего самого дорогого человека на земле — мать, величайшую труженицу, вырастившую десять детей: шестерых сыновей и четырех дочерей. Перед глазами прошло далекое теперь детство. Жили мы бедно, в маленькой хате. Отец работал на Бытошевском чугунолитейном заводе. Все неприхотливое домашнее хозяйство вела мать. Мы, кто как мог, помогали ей, но все равно ей было очень трудно. Попробуй прокорми и обслужи такую большую семью! Сколько для этого требовалось сил, здоровья! Сколько легло на ее плечи забот! Но мать никогда ни на что не жаловалась. И вот такая трагическая смерть...