– Где?

– Лесная, дом Сыромятникова, пятый нумер.

Глеб встал.

– Ты только не умирай, Боря. Поживи до утра. Я все сделаю.

У подъезда дома Сыромятникова, ныне, судя по вывеске, «Жилкоммуна № 5», сидел сторож, в армяке и драной солдатской папахе.

Глеб подошел к нему, достал портсигар, угостил папироской.

Сторож понюхал ее, спрятал за ухо.

– Табак у тебя, гражданин, довоенный, осмоловский.

– Табак, папаша, неплохой, ты мне скажи, кто в пятом номере проживает.

– Мадам фон Графе, между прочем, знатная барыня, к ней вчера то ли брат, то ли сват, а может, полюбовник приехал.

– Вот это дело. Он мне-то и нужен.

– А я тебя, гражданин, пустить не смогу, не положено.

– Брось, дед, – засмеялся Глеб и достал из кармана пачку денег, – видишь «Катеньки», а не нынешние фантики. Ты сидишь тихо и получаешь десять «Кать».

– Одиннадцать, – хрипло выдавил сторож. – Сговорились.

Глеб достал деньги.

Старик вытащил из кармана армяка связку ключей, развязал узел веревки, снял три ключа.

– Держи, будешь уходить – отдашь.

Дверь открыли легко.

Из дальней комнаты доносились женские стоны и приглушенный крик:

– Так!.. Так Андрюша! Еще!

– Пошли, поможем, – Глеб достал пистолет.

Дверь в комнату распахнулась.

На громадной постели из карельской березы развлекалась пара.

– Вставайте, подполковник, – скомандовал Глеб, – труба играет сбор.

Лисовский вскочил.

– Кто? Зачем?

Глеб ударил его в лицо.

Подполковник упал, обливаясь кровью.

– Где ценности, сука?

– Ничего не знаю.

Лисовский постепенно начал приходить в себя.

Глеб подошел к кровати, откинул одеяло.

Женщина в ужасе завизжала.

– Мадам, если Вы не скажете, где саквояж, который принес Лисовский, я Вас застрелю.

– Не надо! Не надо! Он на кухне, в диване.

Глеб кивнул.

Один из его бандитов вышел на кухню.

И вернулся сразу же. В руках его был потертый коричневый саквояж.

Глеб открыл его.

Он был полон браслетов, перстней, портсигаров, ожерелий.

– Спасибо, мадам.

– Во видишь, гвардеец, как все просто.

Глеб поднял пистолет.

– А это тебе за Борю Горомыслова.

Он выстрелил Лисовскому в голову.

Повернулся и вышел.

Глеб сделал паузу.

Разлил водку.

– Не чекаясь, за упокой души Бори Горомыслова.

Выпили.

Закусили.

– Ну а что дальше? – спросил Леонидов.

– Дальше…

Глеб опять налил.

На кровати сидел, тяжело дыша, Горомыслов.

Глеб поставил саквояж на тумбочку.

– Я принес, Боря.

– А Лисовский?

– Уехал в штаб Духовника.

– Отлично. Возьми под подушкой реестр вещей и сверь их наличность.

Глеб взял реестр.

Расстегнул саквояж.

Высыпал драгоценности на одеяло соседней кровати.

Даже в тусклом свете лампы камни заиграли дьявольским огнем.

Он внимательно сверял драгоценности, ставя в реестре галочки.

– Все точно, Боря.

– Возьми за работу.

– Я не возьму.

– А твоим людям?

– С ними сам рассчитаюсь. Что бы будешь делать с драгоценностями.

– В коридоре сидит мой вольноопределяющийся. Он отвезет все это в Тобольск к полковнику Егину. За эти цацки он выкупит семью императора.

– Дай Бог, – Глеб перекрестился.

– А теперь прощай, Глеб, мне осталось совсем немного, зови моего человека.

Глеб вышел в коридор и увидел высокого статного парня в солдатской шинели.

Он только на секунду увидел его лицо.

Врач в конце коридора о чем-то разговаривал с сестрой милосердия.

Глеб подошел, щелкнул каблуком.

– Могу я Вас оторвать на секунду?

– Сделайте милость, порутчик.

– Штабс-капитан, с Вашего позволения.

Глеб достал пачку денег.

– Похороните его, как подобает. Заранее благодарен.

Глеб повернулся и пошел к двери.

За ним двинулись его ребята.

– Сейчас приедем ко мне и каждый получит свою долю, – сказал Глеб.

– Не надо, Глеб, за святое дело работали. … За стеной заиграла гармошка, посыпались гитарные переборы.

Красивый баритон запел грустную песню.

– Это кто? – спросил Олег.