– Все на месте, – засмеялся Олег, – Танюша, ты играла необыкновенно.

В гримуборной стояла корзина цветов, на столике стояли бутылка шампанского и бокалы.

– Вот это дело, – Михаил Романович бросился открывать бутылки.

– Это тебе самый главный цветок.

Олег протянул Татьяне темно-синюю бархатную коробочку.

Она открыла ее.

Маленькая серебряная роза переливалась на синем бархате.

– Господи, – сказала актриса за спиной Татьяны, – какая прелесть.

– Олег!

Татьяна обняла его.

– Теперь эта роза на всю оставшуюся жизнь будет моим талисманом.

– Дай Бог, чтобы ты жила долго-долго.

Олег поцеловал ее.

А в гримуборную набивался бесцеремонно-веселый актерский народ.

Руки тянулись к бокалам.

«Благородный отец» поднял бутылку и вылил в стакан несколько капель.

– Все, друзья. Праздник окончен.

– А вот и нет, – засмеялся Олег. – Все в «Домино» к накрытым столам.

В зале кафе стоял один длинный накрытый стол.

Вокруг него суетился хозяин и Шарапов.

Окорока, колбасы, всевозможные мясные деликатесы были уложены на парадные тарелки. Николай Николаевич даже дорогие приборы не пожалел.

И, конечно, бутылки, любые. Пей, что хочешь.

Банкет начался, как обычно, с веселыми тостами, пожеланиями счастья и успеха.

К Леонидову подошел Бартеньев.

– Был на спектакле, смотрел и восторгался. Татьяна Сергеевна – большой молодец. Талант. Знаете, так необыкновенно свежо, точно, трагично играла, что у меня даже глаза сырыми стали.

– Спасибо. Но лучше бы Вы об этом ей самой сказали.

– Не люблю возглашать тосты, а если доведется встретиться накоротке, непременно скажу. Еще раз поздравляю Вас.

Бартеньев пошел к выходу.

Остановился на секунду, повернулся к Леонидову.

– Я слышал, в Вас стреляли?

– Было дело.

– Продолжаете танцевать с дьяволом?

– К сожалению, такая работа.

– Бросьте. Вы столько протанцевали туров с дьяволом, что теперь можете спокойно писать захватывающие романы и пьесы.

– Не смогу. Журналистика – моя жизнь.

Бартеньев вышел.

Утром в гостиной Лена Иратова читала «Театральную газету».

Прочитала, швырнула в угол.

– Тетя! Ты читала, что эта дура Линда пишет о Татьяне Лесковой? Практически, сравнивает ее с Комиссаржевской. Но я знаю, кто устраивает эти статейки. Знаю.

Появилась тетя с подносом, на котором стоял кофейник.

– А что тебя так взволновало?

– Ну ты читала, как пишут о Татьяне Лесковой?

– Конечно. Более того, я вчера была в театре вместе с Вадимом.

– Что? – Елена вскочила. – Он был на премьере у этой шлюшки? – Более того, нас приглашали на банкет в «Домино».

– И ты пошла? – Елена театрально закрыла лицо ладонями.

– Деточка, не забывай, что я тоже актриса, – тетя разлила кофе, намазала маслом бутерброд, положила сыр.

Лена молчала.

Тетя откусила бутерброд и начала пить кофе.

– И ты спокойно пьешь кофе!

Лена вскочила.

Лицо ее покраснело и сразу постарело.

– Значит, вы с Вадимом пошли смотреть эту шлюху?

– А потом в «Домино», – тетя налила себе вторую чашку кофе.

– Значит, ты все видела?

– Что ты имеешь в виду?

– Своего любимчика Леонидова.

– Видела. Они чудная пара, и я очень пожалела, что ты ушла от него.

– Он ничего не мог мне дать.

– Мог, то, что дороже колец и чернобурых шуб.

– Что же это? – ехидно спросила Лена.

– Тебе говорить бесполезно. Знаешь, мир театра мал, как наша керосиновая лавка. Все уже знают, что ты с Левантовским ездила в загородный ресторан к цыганам. Значит, смена декораций.

– Тетя, ты же актриса, декорации те же, герои-любовники разные.

– Значит, Вадим Бартеньев получил отставку.

– Еще нет, но все может быть. Ты же сама намекала на его шальные деньги.

– Пей кофе. И положи Газету, Лена, о тебе писали значительно больше.

Лена взяла чашку, отхлебнула.

– А бутерброд?

– Тетя, посмотри, какие у меня намечаются бока.

– Не намечаются, а наметились кругом, надо сесть на диету.

– Не могу. Ужины после спектакля меня губят.