Шрифт:
— Ладно, я понял — гадость редкая. А теперь давай, помолчи, не отвлекая меня. Да, последний вопрос. Как же у вас лечат такую гадость?
— Да как, как… А никак, блин. Если повезет, и попадет немного — пьем отвар, и эти частицы как-то там… короче, пропадают они. А вот если их много — тут плохо. Если в руке — руку отрубил — и живи дальше. Если ногу — то так же. А вот если как у меня — туловище задето — то при жизни высекают имя на Скрижалях Памяти. Мол, был, такой и такой, из такого-то клана… храбрец… — гном недоговорив, отрубился. Это подействовало мое заклинание, усыпив его. Жалко только, в бою такое не применишь — человек, накачанный адреналином, успешно игнорирует его.
Я простеньким заклинанием вызвал душу эльфа из кольца. Прозрачное нечто, почти неощутимое вылетело из костяного кольца, но тоненький канал энергии продолжал соединять душу с кольцом.
— Надо как-то тебя назвать, для моего удобства. Вот, придумал, будешь у меня Советчиком.
Остатки эльфа никак на это не отозвались, но я ощутил, что он принял к сведению — это работала моя связь с кольцом, которую сделал древний архимаг.
— Сответчик, посмотри, на верхнюю часть правой ноги этого гнома. Посмотри на инородные включения в ней.
«— Не могу… нехватает энергии…» — прилетел мне ответ — мысль
Я спохватившись, передал немного энергии душе.
«— Посмотрел» — последовал ответ.
Мда, с инициативой у него действительно туго. Придется все разжевывать по мелочам.
— Ты когда-нибудь подобное видел?
«— Нет»
— Ну ладно, зайдем с другой стороны. Ты знаешь, как можно их удалить? Или хотя бы догадываешься? — пытаюсь я уже учитывать все варианты ответа.
После минутного молчания, когда я уже и надеялся получить ответ, душа все же ответила:
«— Я точно не знаю, но можно попробовать создать и изменить еще один «мешок», для того, что бы он мог не сдерживать, а вытаскивать эти частицы. И «иглы жизни», очень слабые, для того, что бы разрушать ткань и кости, там, где они вросли в организм. Еще нужно будет после каждого прокола сращивать энергетические каналы, к которым прилепились эти частицы, для этого лучше использовать…»
Я слушал Советчика, потихоньку офигевая от открывающихся перспектив — то, что он мне предлагал — это, по сути, получалась полевая магическая хирургия, причем, если это получится — то она будет на несколько порядков тоньше, чем руками и скальпелем, как у земных хирургов. Чтобы понять открывающиеся перспективы, достаточно только вспомнить, как с такими тонкими операциями обстоят дела у обыкновенных целителей — как правило, одаренных невысокого уровня, которые попросту не в состоянии воспользоваться таким сложным комплексом заклинаний одновременно. А если и в состоянии, то такая операция у них растянется на несколько месяцев, как минимум. Уже одна такая идея наверное, оправдывала мою сделку с древним магистром. А сколько еще знаний может передать этот Советчик?
Я отдернул себя от мечтаний, и загнал душу обратно в кольцо, и приступил к работе. Сначала я отключил все нервные окончания в месте, где были враждебные частицы. Потом переделал заклинание «мешок» и попытался потянуть на себя одну частицу, которая была прямо под кожей. И у меня ничего не получилось! Расстроенный, я принялся размышлять, почему так получилось. Порылся в своей памяти, находя все, что знал про это заклинание. И вспомнил, что в одной книге приводилось утверждение, что нечеловеческие расы (в частности, эльфы и гномы) имеют природную сопротивляемость магии. Сильные боевые заклинания будут вредить им так же, как и людям. А вот слабые небоевые заклинания могут ослабляться, не срабатывать, или вообще срабатывать не так, как на людях. И только тогда я сообразил, что то заклинание, которое уже было наложено на гнома, немного отличалось от канонического. Почти час у меня ушел на то, что бы скопировать его, и переделать в требуемую мне форму. Нацелившись опять на то же самое место, я удовлетворением смотрел, как в этом месте кусочек кожи вспух маленьким вулканчиком.
«Игла жизни» рассекла живые ткани вокруг приподнятой частицы типира. И на каменный пол пещеры упал первый окровавленный кусочек подземной твари. Крохотный, как маковое зернышко. Но смертоносный.
Я поспешил срастить поврежденный энергетический канал, к которому «присосалась» эта частичка. С помощью специального заклинания это мне удалось. И последний этап — зарастить повреждение, нанесенное «иглой жизни». Все удалось. Отлично. Осталось повторить это еще энное количество раз и…
Сорок семь. Сорок семь гребаных частиц оставила проклятая тварь! Когда я закончил, одежда на мне была полностью мокрая, а сам я себя чувствовал хуже, чем выжатый лимон. Я попрощался со всей наличной маной, единственное, что мне хотелось — это отрубится прямо тут, не сходя с места. Но я себя пересилил — разделся догола, и вышел под дождь, из пещеры. Поток ледяной воды смыл с меня все. Трусясь, как осиновый лист, я вернулся в пещеру, вытерся, одел сухую одежду, и укутавшись в захваченное колючее, но теплое одеяло, лег спать — ни сил, ни маны у меня уже не было, что бы снять сонное заклинание с гнома.
Выжженные земли… Искалеченная земля, обожженные и поплавленные камни, все вокруг мертво и безжизненно. Редкие — редкие зеленые травинки на общем сером фоне. Каким-то непонятным чувством я знаю, что я вижу Земли Никкасу. Я куда-то иду… Поворачиваю голову налево — рядом со мной идут еще трое, в ауре которых я вижу кольцо дара. Монахи. Монахи Никкасу. Разве их не уничтожили всех? Я всматриваюсь в них, и отчего-то мне кажется, что все они уже мертвы, и только притворяются живыми.
Один из монахов что-то произносит. Я не слышу слов, но я знаю, что он сказал: идти осталось уже недолго.
Как-то рывком приближается что-то, что еще мгновение назад было точкой на горизонте. Это что-то очень напоминает знаменитый Стоунхендж. Такие же огромные каменные блоки, образующие неизвестного назначения циклопическое строение. Заклинание, разрушившее все вокруг, не смогло нанести существенного вреда этому строению — слишком оно было огромно.
…А потом что-то изменилось. Огромные красные глаза заглядывали мне в самую душу. Я пытался убежать, но не мог сдвинутся ни на миллиметр. От них ко мне устремлялся красный огонь. Они калечили, выжигали меня, мою душу. Я кричал. Я плакал. Страх и боль были просто невыносимыми…