— Ладно, — сказал я собеседникам, посмотрев на часы на руке. — Уговорили. Через три минуты звонок. Вы ведь хотели поговорить с классом? Ну и у меня будет короткий, но важный разговор. Вы еще здесь что-нибудь планируете?

— Заберем тебя с собой и съездим к вам домой, — сказал Валентин. — Надо поговорить с твоими домашними.

— Дома одна мать, — предупредил я. — Отца нетрудно вызвать, если он никуда не уехал, но сестра учиться.

— Мы уедем часа через два, — сказала Лиса. — За это время все уроки закончатся. Чаем угостишь?

Мы подошли к классу перед самым звонком, но Валентин не стал его ждать, а постучал в дверь и вошел. За ним вошла девушка, а за ней и я, машинально скользнув взглядом по ее фигуре. Наша учительница физики уже была знакома с гостями, поэтому кивнула Валентину, закрыла классный журнал и вышла.

— Я работник Центрального Комитета комсомола Белоруссии Валентин Петрович Дроздов, — представился Валентин. — А это собкор вашей газеты "Пионерская правда" Василиса Юрьевна Белецкая. Следующий урок у вас будет короче на пятнадцать минут, за счет чего увеличится перемена. К вам будет просьба не разбегаться, а ответить на вопросы корреспондента. Давайте, чтобы не терять времени, начнем работать.

— Одну минуточку, — вмешался я. — Наверное, мне самому здесь присутствовать не стоит. И я у вас заберу одного человека, остальных можете мучить. Я буду ждать в коридоре.

Я подошел к своей парте, забрал портфель и сказал покрасневшей от общего внимания Люсе, что нам нужно поговорить. Как раз зазвенел звонок, и мы единственные из всего класса вышли в коридор. Из соседних классов туда же повалили ученики, но возле наших дверей никого не было.

— Мне нужно с тобой поговорить, и от этого разговора будет зависеть вся моя жизнь, — сказал я, сжав ее ладонь в своей. — Ты хотела моей откровенности, и я буду откровенен, хоть и боюсь, что это может изменить твое отношение ко мне.

— Этого можешь не бояться! — ответила она. — Я хочу всю жизнь прожить с тобой, остальное не важно.

— Тогда слушай! — сказал я и минут за десять рассказал самое важное, не упоминая о развале Советского Союза. Всему свое время, а ей тогда легче было поверить в инопланетян, чем в это.

— Чужие песни это такие, как ты пел для меня или у Светы?

— Да, я их знаю не одну сотню, только не все можно петь. Если изменится будущее, многие из них просто не будут созданы, потому что изменятся судьбы написавших их людей. То же самое и с книгами. По сути, это воровство, поэтому мне самому неприятно так поступать. Я хотел действовать со стороны, чтобы обо мне никто не знал, но нужно было как-то прикрыть свои записи, поэтому я и взял одну небольшую и далеко не лучшую повесть. А теперь за меня возьмутся всерьез и начнут лепить идеал для подражания. Остаться в тени уже не получится. Если я начну реализовывать свой план, меня будет не так сложно найти.

— Ну и что? — подняла она на меня глаза. — Ты же не делаешь ничего плохого! Наоборот, хочешь всех спасти!

— Ты должна понимать, что в руководстве страны есть самые разные люди. И руководствуются они не только интересами государства, но и своими собственными. И не у всех из них чистые руки, да и интересы государства каждый понимает по-своему. А я слишком много знаю всяких секретов, и государственных, и их личных. Если я буду обычным мальчишкой, я могу просто бесследно исчезнуть.

— Тогда прославься! — сказала она. — Ты же сам сказал, что все изменится и многого из того, что ты хочешь использовать, не будет! Если ты боишься, что я тебя из-за этого разлюблю, то зря! Буду женой великого человека. Ведь буду?

— Мне тебя прямо сейчас при всех поцеловать? — спросил я. — Или подождешь до вечера?

— Влепят кол по поведению и вызовут родителей! — счастливо засмеялась она. — И рассадят на разные парты. Хотя можешь и поцеловать, в коридоре уже никого нет.

— Точно! — я с удивлением осмотрел пустой коридор. — Честное слово, не заметил звонка! Но целоваться не будем, по тебе сразу все видно. Я сейчас уеду с гостями, а вечером к тебе прибегу. Заодно познакомишь с родителями, а то я их только видел издали. А сейчас иди в класс и постарайся даже намеком не выдать то, о чем теперь знаешь, а я их подожду здесь.

Я не догадался позвонить маме из учительской, это сделал директор, поэтому, когда мы подъехали к дому, отец уже был в квартире и помогал маме готовить стол к приему гостей. На этот раз я настоял, чтобы водитель пошел вместе с нами.

— Вас как зовут? — спросил я его. Сергеем Александровичем? Ну, а я Геннадий. Нечего вам гонять обогреватель, пойдемте в квартиру. Здесь вашу машину никто не угонит.

В квартиру он пошел, но перед этим закрыл дверцы. Мама редко готовила на один день, и нам всем хватило обеда, к которому Валентин добавил привезенные из Минска пирожные. После того как поели, родителей с полчаса мучили вопросами обо мне, а я все это должен был слушать. Ничего, я отыгрался потом, когда меня попросили взять гитару. Отыгрался и в прямом, и в переносном смысле. Песню "Песняров" я уже разучил полностью.

— Песни партизан, алая заря, молодость моя, Белоруссия! — допел я, и установилась мертвая тишина.

— Что это было? — минуту спустя спросил Валентин.

— Да, нам ты такого не пел, — сказала мама. — Хотя, кажется, наигрывал что-то похожее.

— Естественно, — пожал я плечами. — Это моя новая песня.

— Так ты сочинил и стихи, и музыку? — поразилась Лиса.

— А что здесь такого? — сделал я удивленное лицо. — Оно как-то само сочинялось.

— А что там было про детей? — опять спросила Лиса. — Какое-то название…