— Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, — пояснил я. — Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.

Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому приход из школы Тани оказался как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с сестрой в ее комнату брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня еще есть в репертуаре. Я сыграл ему "Вот так и живем" с учетом прошлого опыта, стараясь не вкладывать в пение душу. Когда Лиса оставила в покое голодную сестру, ей с Валентином показали мои фотографии, после чего они распрощались и уехали.

— Ты меня этой песней прямо поразил! — сказала мама. — Никак не подозревала в тебе таких талантов!

— А что он еще выкинул? — спросила сестра.

— Написал новую песню, — ответила мама. — И спел ее всем нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала "еще"?

— А об этом сейчас вся школа шумит! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашел, забрал свою Люсю и все время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоем, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто другой, ты бы уже была у директора, а с него все как с гуся вода.

— Что, правда, что ли? — не поверила мама.

— А что в этом такого? — пожал я плечами. — С Валентином я договорился, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторых завидки берут, при чем здесь мы? Шла бы ты, Танечка лучше обедать. Мы тебе и пирожные оставили.

— Я пойду, — сказала сестра. — А ты все-таки подумай. Может быть, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков такое долго терпеть не станет. Школа для учебы, а личные дела решайте дома!

— Она права, Гена! — сказала мама. — Ты подаешь другим дурной пример, и директор не сможет на это никак не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?

— Учту, — коротко сказал я. — Мне просто срочно нужно было переговорить, откладывать разговор я не мог.

— Как у вас все рано! — сказала мама. — Еще не целовались?

— Я тебе обещал думать головой? — спросил я. — С Ленкой я был пацан, поэтому вы и знали о каждом моем чихе, сейчас я отчитываться не собираюсь. Или вы мне доверяете, или нет.

— Ты опять пишешь повесть? — спросила мама, чтобы сменить тему.

— Так, наметки, — неопределенно сказал я. — Лиса сказала, что редакция хотела заключить со мной договор о сотрудничестве. Так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.

— Купим мы тебе тетради, — сказал отец. — Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Думаю, тебя из-за нее в Минск повезут раньше, чем из-за повести, а ты ведь не хотел никуда ехать.

— Я передумал, папа, — ответил я отцу. — Все равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, перед Родиной долг, будешь отрабатывать, работая примером для подражания!

— Что, так и сказали? — удивилась мама.

— Нет, это я вам своими словами пересказал то, что было сказано мне. Я сейчас сбегаю к Люсе, а потом займусь учебой. Я пропустил уроки, так что заодно посмотрю, чем они занимались. Да и с ее родителями нужно познакомиться, тогда они будут меньше верить всяким сплетням.

На этот раз вся семья Черзаровых была в сборе. Перед выходом я позвонил Люсе, поэтому дверь мне открыла она.

— Папа, познакомься, — сказала она своему отцу, сидевшему в комнате у телевизора. — Это мой друг, Геннадий.

— Очень приятно! — приподнялся он мне навстречу. — Иван Алексеевич.

— Мама, ты можешь выйти? — спросила Люся мать через дверь кухни. — Гена пришел.

— А, жених! — сказала славная невысокая женщина, выходя с кухни. — Надежда Игоревна.

— Очень приятно, — сказал я. — А почему жених? Не думайте, я не отказываюсь, просто интересно.

— Даже так? — она сняла передник. — Так вас с Люсей называют в классе Ольги. Жених и невеста.

— Пока мы только дружим, — успокоил я ее. — До свадьбы еще четыре года.

— А еще он всем рассказывает анекдоты! — наябедничала с кухни симпатичная девчонка лет восьми, очень похожая на Люсю.

— Правда, что ли? — спросил Иван Алексеевич, выключая телевизор. — Расскажешь?

— А в каком вы звании, Иван Алексеевич? — спросил я.

— Как и твой отец — майор, а что?

— Тогда я про майора и расскажу, — сказал я. — Армейское подразделение окапывается. Рабинович тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина её уже два метра. Подходит майор и спрашивает Рабиновича, зачем тот копает так глубоко, он же не увидит неприятеля.