— Хорошо, ребенок — это одна из причин, — передернув плечами, сказала Люся. — Есть другие?

— Я обещал родителям, и своим, и твоим. Им тоже важно не то что ты получишь радость, а ее возможные последствия.

— Глупо все, — сказала она, устраиваясь поудобнее. — Родители хотят мне только добра, а кому, как не мне самой знать, что для меня лучше?

— Мало быть умной, — сказал я. — И школьная программа это далеко не все, что нужно знать человеку, а собственного жизненного опыта у тебя с гулькин нос. Все подростки мнят себя взрослыми, а родителей слушают через раз. Сколько потом проливается слез, причем не только этими умниками, но и их родителями. Люсь, прекрати ерзать! И вообще, именинница, слезай с коленей, мне уже пора идти. Твои родители, наверное, из-за меня до сих пор не ложатся спать. До завтра.

— И чего же вы хотите? — спросил Юркович одного из пяти сидящих в его кабинете мужчин.

— По-моему, в представленных бумагах все написано достаточно ясно, — слегка раздраженно ответил его собеседник.

— Для меня эта бумага, подписанная Семичастным, только свидетельство того, что вам дано право ознакомиться с работой объекта, не более. Ваше начальство не имеет никаких прав на управлением режимным республиканским объектом, так что ваши претензии безосновательны. Начнете настаивать, на объект не попадете вообще.

— Вы соображаете что и кому говорите? — вмешался второй мужчина.

— Соображаю не хуже вас, товарищ майор, — ответил Илья Денисович. — Этот объект — целиком наша инициатива, у него есть свое руководство, утвержденное правительством республики. Обращаясь к вам, мы лишь хотели помочь и поделиться информацией. Хотите принять участие в исследованиях? Пожалуйста! Вы заявились сюда без согласования в очень представительном составе, да еще с претензией на руководство. И куда мне вас прикажите девать? У меня в общежитии всего десять свободных мест, а вас больше двадцати. Причем всего пять ученых, а остальные — это офицеры комитета. Дозвольте спросить, на кой ляд вы там нужны в таком количестве?

— Потише на поворотах, полковник! — сказал первый из собеседников. — Вы обязаны оказывать нам содействие, а вместо этого…

— Я вам обязан оказывать содействие, а не подчиняться. У меня свое министерство и инструкция, утвержденная правительством Белоруссии. Обращайтесь к Шумилину или своему Петрову. Но я уверен, что без санкции Киселева они вам объект не отдадут. А он этого не сможет сделать без Машерова. Вам надо было добиться в союзном правительстве переподчинения объекта, а уже потом выдвигать свои требования. Не скажете, к чему вообще эта возня? На объекте работает большой коллектив ученых, дело налажено и прекрасно выполняется. К чему новые люди? Я вам скажу по секрету, что дед Масей, скорее всего, пошлет вас на… Далеко пошлет. У него довольно вздорный характер, и работать с нами он согласился только из-за того, что мы с ним старые друзья по партизанскому отряду, да еще мы обещали многое сделать для деревни. Все это уже сделано, и он прекрасно понимает, что назад мы асфальт не заберем. Стоит вам убрать меня, и вся ваша работа накроется. Дед уже в летах и не такой здоровый, каким кажется. Попробуете на него надавить, можете потерять вообще все. Поэтому единственное, что я вам могу предложить, — это отвезти на объект и включить в работу. Только вас все-таки слишком много. Десять человек, включая пять ученых, мы поселим в общежитии. Человек пять я попробую расселить среди местных. А остальных, извините, мне везти некуда. Можете посовещаться, а потом скажете свое решение. Советую сейчас сходить в нашу столовую, а после обеда поговорим еще раз.

— Дед, ты чего выкобениваешься? — спросил Масея Дмитрий. — Приехали большие люди из Москвы, а ты их прилюдно материшь! Совсем из ума выжил?

— Ты как с дедом разговариваешь! — разозлился Масей. — Раз послал, значит, было за что! Я знаю, что вы обо мне говорите, но я на людей без причины не лаю!

— И какая там была причина?

— То, что ты, Митя, давал подписку, еще не значит, что должен все знать. Для этого у тебя еще мало звездочек на погонах! Скажи лучше, почему Арина не прислала сметаны.

— Вареники она варила. У меня остановились два товарища…

— Дальше можешь не продолжать, — хмуро сказал Масей. — И сметану сожрали. Знал бы, еще не так бы послал! Сходи к соседям или пошли жену, пусть немного возьмет. И вареников передайте! С чем она делала?

— С творогом.

— Тем более! Небось, была бы жива твоя мать, вы бы кормили сначала нас, а потом уже всяких приезжих выблядков!

— Дед, тебе же домработница готовит!

— Та разве она сделает вареники? Или ты хочешь, чтобы я ел городскую сметану? Совсем никакого уважения! И это после того, что я сделал для вас всех!

На следующее утро я спросил Сергея, не спит ли отец.

— Да нет, уже поднялся, — ответил друг, а что?

— Загляни в квартиру и предупреди, что он мне нужен на минуту. Потом идите в школу, я догоню.

— Здравствуй, — ответил на мое приветствие Петр Сергеевич. — Срочное дело?

— Даже не знаю, — замялся я. — Не хотел к вам обращаться…

— Но обратился, — сказал он. — Быстро говори, что нужно и беги в школу, а то опоздаешь.

— Я отдал в редакцию "Молодой Гвардии" рукопись книги. Называется "Волкодав". Ничего такого, чего нельзя было бы напечатать, в ней нет, но она, не совсем обычная, что ли. С редакцией я текст согласовал, а вот цензура его, похоже, пропускать не намерена. Не мог бы Петр Миронович…

— Я понял, — прервал он меня. — Беги, я думаю, мы твою проблему решим и меньшими силами.

В тот же вечер Сергей передал мне первый рисунок.

— Кнесенка Елень у тебя получилась просто блеск! — сказал я. — И все остальное, кроме Волкодава. Вместо каторжника у тебя вышел участковый инспектор. Сядь на кровать, я попробую сделать набросок.

Я испортил два листа, и лишь на третьем получилось что-то похожее на то лицо, которое когда-то красовалось на моих книгах.

— Вот, смотри, — показал я эскиз другу. — Попробуй довести этот рисунок до ума, а я съезжу с ним в редакцию и покажу. Если они еще ни с кем не договорились, я думаю, заключат договор с тобой.