— Это на полиграфе, что ли? — с облегчением рассмеялся я. — Леонид Ильич! Я вам даю честное слово, что смогу представить истинный ответ ложным и наоборот. Дыхание, пульс и давление — это не показатели для человека, который хоть сколько-нибудь может управлять своим организмом. Правда, здесь я подобной ерундой не занимался, но могу вспомнить. Американская академия в две тысячи третьем году вообще сделала выводы, что этот способ мало отличается от гадания. В конце концов, можно убедить себя в чем угодно. Если вы будете настаивать, я ваши проверки готов проходить: деваться мне некуда. Но тогда мне с вашего полиграфа не придется слезать, а у вас появятся люди, которых будет нужно во все посвящать. С Машеровым я работал без всякой ерунды, и он мне доверял.

— О каком полиграфе ты говоришь? — не понял Брежнев.

— Что еще их нет? Значит, скоро будут. Я, Леонид Ильич, сейчас полностью завишу от вас. Какой мне смысл вас подставлять и рисковать своей головой? Надеюсь, я еще буду как-то заинтересован в этой работе.

— И чего же ты хочешь? — спросил он. — Во что оцениваешь свою помощь?

— Понятно, что я вам буду нужен в Москве. Значит, перевод отца в Москву, и не только моего, Черзарова тоже. Квартиры должны быть рядом. Так и мне меньше мотаться, и вашим людям нас будет легче контролировать. И нас должны поженить в шестнадцать лет. Конечно, если вы этого не сделаете, я все равно буду работать, но если сделаете, буду очень благодарен.

— А деньги? — спросил он.

— Я бы попросил и деньги, если бы в них нуждался. Пока я их зарабатываю больше, чем мы все их тратим. Надеюсь, никаких препятствий для творчества мне делать не будут.

— И это ты называешь творчеством? — усмехнулся он.

— В какой-то мере, — отозвался я. — Я помню текст далеко не дословно, поэтому немного вношу и свою лепту. А в песнях меня интересует не авторство, а возможность ее спеть. Если хотите, можно записать их на кого-нибудь другого.

— Школу экстерном сдать можешь?

— Могу.

— А твоя девушка?

— Разве что за год отчитаться за два класса.

— Чем думаешь заниматься в жизни?

— В той жизни я был инженером, в этой хочу заняться творчеством. Песни, книги, художественные фильмы. Вы в любом случае воспользуетесь тем, что я вам дал, поэтому жизнь миллионов людей начнет меняться уже в ближайшее десятилетие. И чем дальше, тем больше, а большинство того, что создадут после перестройки, однозначно не будет. А там было немало сильных вещей. Кое-что можно воспроизвести, что-то нужно будет немного переделать. Но это не сейчас, сейчас многого просто не поймут. Да и не думаю я, что вся жизнь пройдет в повторах чужих вещей, будут и свои. А Люся, скорее всего, станет певицей. У нее замечательный голос, а репертуар я ей обеспечу.

— Да, голос очень хороший, — согласился Брежнев. — И поет с чувством. От ее "Баллады" моя жена плакала. Значит, так! Вас поселят в этом санатории. Я буду отдыхать еще четыре дня, потом уезжаю в Москву. Вас я заберу с собой. Вашим отцам устроят перевод и подготовят квартиры. Естественно, сообщат, что вы у нас. Родители, кстати, знают?

— Только мои и только обо мне. Ну и о них самих рассказал чуть-чуть.

— А почему не сказал родителям невесты? Не доверяешь?

— А кто в такое поверит? Мои родители меня знали, как облупленного, и то поверили с трудом, а сестре я даже не говорил. А потом, мне восемьдесят лет, а их дочери в пять раз меньше. Надежда сошла бы с ума!

— Не чувствую я в тебе взрослого человека, — покачал он головой. — Не мальчишка, конечно, особенно по разговору, но и не старик.

— Вы, Леонид Ильич, просто не знаете женщин!

— Это точно! — рассмеялся он. — Иди уже, знаток! Я думаю за эти дни у тебя многое узнать. Что смотришь? А тебе не было бы интересно заглянуть в будущее на столько лет? Именно рассказ, а не бумажку с датами и краткими пояснениями. И вот еще что… В этом санатории много достаточно высокопоставленных, как ты выразился, чиновников, но вот детей нет ни одного. Поэтому ваше появление вызовет понятный интерес. Могут и задать вопрос. Всех любопытных отсылайте ко мне. Общаться я вам не запрещаю, но чисто на бытовые темы. Понял? Твоей Люсе можно доверять?

— Самая умная из всех девчонок ее возраста, которых я встречал в обеих жизнях. Не скажу, что молчунья, но и не болтушка. А о наших делах она слова не скажет.

— Ладно, иди, мне нужно подумать. Вам покажут, где здесь что. Увидимся завтра.

Поселили нас, конечно, не в основном корпусе, а в служебных помещениях, похожих на одноместные гостиничные номера в российских отелях моего времени, которые не претендовали на большое число звездочек. Только комнаты были просторнее и мебель — массивнее. Мы оставили свои вещи в комнатах, заперли их полученными ключами и до ужина пошли гулять по парку.

— Пошли покажу царскую беседку, — сказала Люся. — А ты мне в двух словах скажи, о чем договорился.

— Пока только о том, что родителей переводят в Москву. И твоих, и моих. Квартиры должны дать рядом.

— Сергея жалко, — вздохнула Люся.

— Мне тоже жалко, а что сделаешь? Брежнев мне предложил сдать школу экстерном и спросил, как с этим у тебя. Я думаю, что с моей помощью ты вполне могла бы сдать программу двух лет за год. Конечно, если захочешь. Я еще попросил поженить нас в шестнадцать лет.