Джо довольно долго молчала. Наконец она вытащила из-под подушки кинжал и поставила его острием на палец, пытаясь удержать на весу.

— Наверное, ты ее очень любила. Рапсодия смотрела прямо в пламя свечей:

— Да.

— И она любила тебя, не так ли? И у тебя была замечательная жизнь.

Рапсодия отметила горечь, прозвучавшую в голосе девушки.

— Да, Джо, пожалуй, ты права. Но это не помешало мне все бросить.

— Да? Выглядит довольно глупо.

— Так и было, — не стала спорить Рапсодия.

— Но почему ты так поступила?

Рапсодия стиснула висящий на шее кулон. Она смотрела на горящие свечи, пытаясь вслух произнести слова, которые еще не слышала ни одна живая душа.

— Это произошло из-за одного юноши.

— Ах вот оно что. — Джо переставила кинжал на палец другой руки. — Он был твоим первым?

— Да. И последним. С тех пор я больше никого не любила. И никогда не буду любить.

Кинжал кружился, подчиняясь ловким пальцам.

— И ты с ним убежала?

Тени вокруг Рапсодии внезапно сгустились.

— Нет. Я убежала, чтобы его найти. Но мне так и не удалось повстречать его снова. Он получил от меня все, что хотел, а потом исчез.

— Так почему же ты просто не вернулась домой?

— Этот вопрос я задаю себе каждый день.

— А теперь ты не можешь?

— Да. Теперь не могу.

Джо молча ждала продолжения. Но ее сестра больше ничего не сказала. Наконец Джо села и принялась водить лезвием кинжала по подошве сапога.

— Ну, и на что это похоже? Мать и все такое?

— Гм… Замечательно. Во всяком случае, у меня была чудесная мать. Некоторые мои подруги и их матери ненавидели друг друга. Я убеждена, что они рано выходили замуж лишь для того, чтобы побыстрее покинуть дом. Но моя мать была удивительной. Иначе и быть не могло: таких, как она, больше не было во всей деревне.

— Добрая?

— Да. Она была из лириков. Когда погибли все ее родные, ей единственной удалось уцелеть. Она вышла замуж за моего отца, и ей пришлось многое пережить, но она всегда переносила любые невзгоды с поразительной твердостью и благородством. Я никогда не слышала, чтобы она плохо отзывалась о ком-то, даже о тех, кто ее ненавидел. Более того, когда люди жестоко обращались с моими братьями, она никогда не позволяла им выказывать свой гнев. Впрочем, к тому времени, когда я появилась на свет а я была шестым ребенком в семье и единственной девочкой, — все в деревне ее любили.

— Да, она кажется особенной, — голос Джо звучал отчужденно.

— Она и была особенной. Чаще всего я люблю вспоминать, как после обеда мы сидели с нею у огня вдвоем — только она и я. Она расчесывала мои волосы и пела старинные лиринские песни, рассказывала древние легенды. Мы могли говорить с ней о чем угодно. Я вспоминаю ее всякий раз, когда сижу рядом с огнем. В некотором смысле это меня утешает. — Рапсодия замолчала, и свечи в комнате одновременно мигнули.

Джо смотрела на движущиеся по потолку тени.

— Что ж, во всяком случае, у тебя была мать, которая тебя любила. Могло обернуться гораздо хуже.

Рапсодия встряхнула головой, отбрасывая воспоминания.

— Расскажи мне о своей матери, Джо, — мягко попросила она.

— А что тут рассказывать? Я никогда ее не видела. — Джо продолжала вертеть в руках кинжал.

— Так откуда ты знаешь, что она тебя не любила? Джо уронила кинжал на пол и наклонилась, чтобы его поднять.

— Что за странный вопрос? Если бы я была ей нужна, если бы она меня любила, неужели ты думаешь, я бы не говорила о ней такие же чудесные вещи, как ты о своей матери? Я бы, наверное, помнила, как она выглядела… хотя бы. — Джо резко взмахнула кинжалом, а потом засунула его под подушку и снова улеглась на постель, закинув руки за голову.

Рапсодия встала, подошла к кровати и села у сестры в ногах.

— Вовсе не обязательно, — сказала она, стараясь поймать взгляд Джо. — Ты ведь не знаешь, почему вы расстались. Может быть, у нее не было выбора.

Джо резко села:

— Или я доставляла ей слишком много неприятностей, и она поспешила избавиться от меня. Ты тоже ничего не можешь знать, Рапсодия. Это просто замечательно, что тебе досталась прекрасная, любящая мать. Я счастлива за тебя. Но сделай одолжение — не пытайся меня переубедить, ладно? Это не поможет. Кроме того, мне гораздо легче считать, что она меня не любила. Так я могу ее ненавидеть и ни о чем не жалеть. Какой смысл думать по-другому? В любом случае, я — одна с тех самых пор, как себя помню, и это уже не изменится. В конечном счете, какое имеет значение, любила она меня или нет! — В глазах Джо появились слезы гнева.

Рапсодия обняла ее, и девушка разрыдалась. Рапсодия гладила волосы сестры и напевала песни утешения — такие тихие, что Джо даже не разбирала слов.

Очень скоро мелодия оказала действие, и Джо успокоилась, но так и осталась сидеть, уткнувшись носом в плечо Рапсодии, пока Певица мягко не отстранила ее и не взяла в руки залитое слезами лицо.

— Выслушай меня, Джозефина Безымянная. Теперь все изменилось: ты не одна и никогда больше не будешь одна. Я люблю тебя. Мы связаны неразрывными узами, и я здесь для того, чтобы сделать твою жизнь лучше.