И ни разу не соврала даже, Данияр, действительно, меня приглашал. Вот только давно это было.

— Прошу прощения, госпожа, но не в добрый час вы решились на путешествие. Данияр не сможет вас принять. Он… — Лернер весь будто почернел, — он при смерти.

— Господи, да чего мы тогда тут стоим, быстрее, — я подбежала к Лернеру, ухватила его за рукав, — где он?

Лернер беспомощно оглянулся и приглашающее протянул руку к самому большому шатру. Я бросилась к нему со всех ног, таща за собой Лернера.

В шатре царила скорбная полутьма, пахло травами и отчаянием. За свисающей с потолка белой легкой тканью лежал осунувшийся как после продолжительной болезни человек. Я подбежала к низкой постели и упала на колени:

— Данияр, — позвала я его, ты меня слышишь?

Он открыл глаза и посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

— Данияр! Ты встать можешь?

Этот вопрос был уже лишним. Встать он явно не мог. Тогда я повернулась к Лернеру:

— Поднимай его!

— Простите, госпожа Вета, — он растерялся, — я чего-то не понимаю…

— Он умирает из-за того, что нарушил клятву. Я хочу провести ритуал прощения. Понятно?

Лернер кивнул и вопросительно посмотрел на меня.

— Нужно, чтобы он стоял лицом ко мне.

Лернер нагнулся к Данияру, приподнял его, проскользнул под рукой и, обхватив за торс, поднял на ноги.

— Прощаю тебе, Данияр, преступление клятвы, да услышит меня Первородный! — выпалила я, достала "Зуб дракона" и не глядя полоснула по руке. Боли я не почувствовала, но кровь, как и положено, пролилась на пол шатра. Она будто прожгла дыру в ковре и зашипела, едва коснувшись земли.

Данияр вздрогнул всем телом и обвис на руках у Лернера.

— Поздно, — прошептал тот, — он умирает.

Я от отчаяния заплакала. Слезы скатывались, оставляя следы на щеках.

— Ничего подобного! Я не дам тебе так просто уйти! — я скрипнула зубами. — Положи его и выйди!

Он послушался. Я села и закрыла глаза, чтобы увидеть нити силы. В ауре Данияра зияла огромная брешь. Надо ее затянуть, надо вытащить его. Дать ему жизнь. Почему-то я была уверена, что это необходимо. Кроме того, Данияр, действительно, мне нравился. С самого, можно сказать, детства.

Я потянулась к нитям силы и просто стала играть. Хотелось спеть что-нибудь доброе, то, из-за чего стоит жить. Слова пришли сами:

Тени сегодня не те,

Они не похожи нисколько на наши,

Даже в движеньях теней

Я больше не вижу какой-нибудь фальши.

Мы ли сегодня, не мы?

Мы так не похожи на нас вчерашних,

В чем нам еще искать смысл

Все и так ясно, что будет дальше…

Так ли живем мы, не так?

Не в этом дело, все это не важно.

Просто всего один шаг

Все-таки сделать пока еще страшно.

Мы будем пить чай с вишневой звездой

Поплевывая косточки в землю.

Мы будем пить чай, а над головой

Нам будет грозить пальчиком небо.

(Д. К.)

Вокруг все замерло. Казалось, даже степной ветер забыл, как нужно дуть. Тишина окутывала со всех сторон.

— Вета, — простонал Данияр, — это опять ты?

— Я, Данияр, — моей радости не было предела. — Ты лежи, тебе, наверное, еще рано вставать. Я пойду на воздух, что-то мне нехорошо.

— Вета, но ты не уйдешь? Или ты все-таки мое наваждение?

— Нет, спи, я дождусь твоего пробуждения.

Данияр закрыл глаза и спокойно заснул. Аура его была в полном порядке, значит, мне снова все удалось.

Я вышла из шатра и застыла. Прямо передо мной клубилось нечто, сотканное из… Сложно даже дать определение: это и ветер, и соль, и пыль, и цветы. Захотелось преклонить колени перед этой невесомой женской фигурой. Я собралась поступить именно так, тем более, что все вокруг: и мужчины, и женщины, и дети уже были на коленях. Среди них выделялся только Рай Вард. Он стоял гордо выпрямившись, но лицо его было белее полотна.

— Не надо, дитя мое! — вдруг обратилась ко мне женщина певучим горьким и сладким одновременно голосом. — Это я должна преклонить перед тобой колени.

Она подплыла ко мне и протянула руку. Едва я дотронулась до нее, как мы оказались посреди цветущей степи в совершенном одиночестве.

— Я — Дух степи, я ее начало и конец, ее суть и основа, — она рассмеялась сотнями колокольчиков. — А ты теперь ее Хозяйка!

— Но я не могу принять такое звание, такие обязательства, — я растерялась.