Бесконечно много было связано в сознании и сердце со знаменитым Днепрогэсом, славным детищем первых пятилеток, но не возникало никаких сомнений: поступить иначе нельзя.

После оставления Николаева С. М. Буденный еще раз предупредил командование Приморской армии: Одесса не может быть сдана ни при каких условиях. Затем поступило обрадовавшее нас распоряжение Главморштаба - самыми быстроходными средствами перевезти в Одессу 20 вагонов армейских боеприпасов. Для этого были выделены эсминцы «Беспощадный» и «Безупречный».

Ожидая решение Ставки, мы продолжали, мобилизуя внутрифлотские ресурсы и возможности, укреплять Одесскую [71] военно-морскую базу, усиливая и оборону Очакова (отрезанного уже от Одессы на суше и державшегося на отдельном плацдарме, гораздо меньшем, чем одесский). В те же дни был сформирован Тендровский боевой участок - ТБУ, разнородное соединение на косе Тендра и островах Первомайский и Березань. В него вошли части береговой и зенитной артиллерии, стрелковые подразделения, а также маневренная база на Тендре с ее службами и системой постов СНиС. Это соединение, впоследствии усиленное, оказалось очень нужным. ТБУ вскоре возглавил генерал-майор береговой службы И. Н. Кузьмичев, военкомом боевого участка стал батальонный комиссар А. С. Бойко.

В Севастополе, во флотском экипаже, формировались отряды моряков для отправки в Одессу, а по черноморским базам и гарнизонам, начиная с Батуми, спешно собиралось стрелковое оружие.

Никого не приходилось посылать в эти отряды в приказном порядке. На корабле или в части играли сигнал большого сбора, и построившемуся личному составу объявлялось: «Одесса в опасности - вы все об этом знаете. Кто готов добровольно ее защищать на сухопутном фронте - два шага вперед!» И неизменно шагал вперед весь строй. После этого, уже из добровольцев, командиры отбирали с немалым трудом тех, кого можно было отпустить. Но не попавшие в это число не успокаивались. Доходило подчас до того, что кое-кто пытался вплавь добраться до корабля с добровольцами, выведенного на рейд.

Во всех флотских базах командиров заваливали рапортами с одной и той же просьбой - послать на фронт под Одессу. Приведу характерный по своему тону и духу рапорт котельного машиниста Софронова, поданный командиру крейсера «Ворошилов»: «Прошу Вашего ходатайства послать меня на передовые позиции фронта. Я желаю храбро сражаться и до последней капли крови беспощадно громить фашистскую тварь… Я обязуюсь - если мне руку отрубят, буду бить эту тварь ногами, если ноги отрубят, буду рвать зубами и бить головой». Так были настроены наши люди, так стремились они пойти в бой.

Одесские оперсводки вызывали и тревоги, и надежды. Заняв позиции, которые считалось возможным удерживать, части Приморской армии закреплялись на них, одновременно отбивая вражеские атаки. Фортификационные работы велись и на территории самого города. Командир военно-морской базы и начальник гарнизона контр-адмирал Жуков [72] доносил, что в сооружении уличных баррикад из мешков с землей и песком участвуют тысячи горожан.

Весь одесский плацдарм был разделен на три сектора обороны - южный, западный и восточный. За первые два отвечали стрелковые дивизии - 25-я Чапаевская и 95-я Молдавская. В восточном секторе оборонялась сводная группа, куда входил и 1-й черноморский полк морской пехоты под командованием флотского ветерана, бывшего матроса крейсера «Рюрик», а совсем недавно - начальника тыла базы интенданта 1 ранга Я. И. Осипова (переаттестованного вскоре на полковника).

Противник пытался прорвать оборону то в одном, то в другом секторе. Очень настойчивыми были такие попытки в восточном, особенно на приморском его участке. Держаться здесь помогал огонь 412-й береговой батареи, одной из двух самых мощных под Одессой. Части восточного сектора активно поддерживали также эсминцы «Незаможник» и «Шаумян», канонерские лодки (передний край остальных секторов проходил еще далеко от моря).

На одесском плацдарме было мало авиации - один полк истребителей. Командовал им майор Л. Л. Шестаков, известный впоследствии летчик, будущий Герой Советского Союза. Военный совет Приморской армии просил помощи бомбардировщиками у нас: флот был ближе, чем Южный фронт. Наши возможности в этом отношении были ограничены: по заданию Ставки флотская авиация продолжала наносить удары по целям в глубоком тылу противника. Но бомбардировщики посылались из Крыма и под Одессу. Не обходилось без потерь. Из 35 самолетов, бомбивших там 12 августа сосредоточенные для атак вражеские войска, пять не вернулись и еще три получили повреждения.

Дни 17- 18 августа были в Одессе такими напряженными, что требовалось следить за развитием событий непрерывно, и командующий, не дожидаясь утреннего или вечернего донесения, по нескольку раз в сутки приказывал начальнику оперативного отдела Жуковскому запрашивать у штаба Одесской базы обстановку. Враг угрожал Беляевке, где находилась заборная станция одесского водопровода, упорно пытался прорваться на флангах обороны, усиливал воздушные налеты на город и порт. В восточном секторе полк Осипова, пополненный подразделениями 2-го Черноморского полка морской пехоты, вел при поддержке береговых батарей и кораблей бои за переходившие из рук в руки позиции у Булдинки. [73]

А утром 18-го в западном секторе, в центре оборонительного обвода, противник после сильной артиллерийской и авиационной подготовки предпринял самую крупную с начала боев на подступах к городу атаку танками и пехотой с явным расчетом на глубокий прорыв вдоль железнодорожной линии Раздельная - Одесса. Положение создалось опасное. Но оборонявшиеся здесь полки 95-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Ф. Воробьева держались стойко. Им вовремя помогли штурмовкой вражеских войск с воздуха (штурмовиков под Одессой не было, однако их заменили истребители), выводом на линию бронепоезда, артогнем из соседних секторов. Только единичные танки, оторвавшиеся от своей пехоты, прорвались в глубину нашей обороны, и там их успешно уничтожали. Остановив врага, наши части переходили в контратаки и в конечном счете отбросили его на исходные позиции.