Бои предстояли тяжелые. Прорвать вражескую оборону в направлении Невеля означало вбить клин на стыке крупнейших вражеских группировок «Центр» и «Север», что в случае успеха исключало маневр соединениями между ними. Это прекрасно понимал и противник. Невельское направление приобретало стратегическое значение. Поэтому основная полоса вражеской обороны, сравнительно небольшой протяженности (около 40 километров), имела несколько хорошо подготовленных рубежей. Местность в тех краях дает определенные преимущества обороняющейся стороне. Хороших дорог мало. Озера, болота и леса ограничивают возможности подвижных соединений для маневра. Все танкоопасные направления, дороги и подходы к узлам сопротивления гитлеровцами были густо заминированы, все пристреляно артиллерией, находившейся на хорошо оборудованных позициях. Немецкое командование было уверено в неуязвимости своей обороны.

По замыслу командования Калининского фронта главный удар здесь должна была наносить 3-я ударная армия генерала К. Н. Галицкого, причем ударить решено было в наиболее труднопроходимом районе, изобиловавшем лесами, озерами и болотами, то есть там, где фашисты менее всего могли его ожидать. Войска армии вели большую подготовительную работу. Скрытно перегруппировывались и сосредоточивались танковые, пехотные соединения и авиация.

3-й ударной армии предстояло овладеть центральным узлом обороны — городом Невелём и тем самым содействовать развитию успеха 4-й ударной, которая должна была наступать южнее — на витебском направлении. [239]

Такова была общая обстановка на нашем участке фронта в конце сентября.

Маршал авиации А. А. Новиков о своем обещании не забыл, и вскоре у меня появился новый заместитель. Моим ближайшим боевым помощником стал подполковник Алексей Степанович Егоров, которого я хорошо знал еще по Ленинградскому фронту — там он командовал 156-м истребительным авиаполком. На левом фланге фронта в направлении действия 43-й и 39-й армий мы организовали ВПУ и создали там оперативную группу. Ею и стал руководить А. С. Егоров.

В последние дни сентября, когда шло перебазирование дивизии, я получил приказ командующего воздушной армией выделить двадцать подготовленных летчиков для перегонки из Подмосковья новых самолетов Як-9. Этими машинами мы пополняли наш парк после потерь, понесенных в сентябрьских боях. Приемка самолетов, их облет и организация перелета были возложены лично на меня. Таким образом, неожиданно для себя в последних числах сентября я оказался в Москве.

В нашей группе было пятнадцать наиболее опытных специалистов из инженерно-технического состава дивизии. Они принимали машины, после чего пилоты их облетывали. Такой порядок, казалось бы, должен был ускорить передачу самолетов, а между тем дело двигалось медленно. Причина была одна: в каждом истребителе обнаруживались какие-то недоделки, и приходилось самим доводить его, как говорится, до кондиции. Я пошел в дирекцию завода и выразил свое недовольство качеством сборки машин. Опасался, что там начнут оправдываться, может быть, даже кое-что отрицать — кому же приятно выслушивать нелестные замечания о своей продукции? Но меня, вопреки ожиданиям, выслушали молча, без всяких попыток оправдываться. А потом главный инженер завода с каким-то грустным спокойствием пригласил меня пройти с ним в сборочный цех. Не совсем понимая, что это может изменить, я согласился.

В сборочном цеху работали женщины и подростки. Лица у людей были бледные, усталые от многомесячной работы с постоянным перенапряжением и явно недостаточного питания. Конечно, у многих здесь было мало опыта и квалификации, а у подростков — просто силенок. Я видел совсем детские лица, с которыми резко контрастировало выражение глаз: ребята поглядывали [240] на меня взглядом взрослых людей, хорошо понимающих, какую важную работу они выполняют. Наша сила на фронте во многом держалась на этих худеньких плечах. Спустя многие годы я вспоминаю то посещение авиационного завода как тяжелый сон. А тогда это была реальность.

После того, что я увидел, мы, конечно, больше претензий не предъявляли. Наши техники сами устраняли недоделки и быстро доводили каждую машину до кондиции.

Выбрав свободное время, я поехал в штаб ВВС, зашел в управление истребительной авиации, где доложил о том, как воюет дивизия, отметил отличные летно-тактические данные самолета Як-9 и особенно его эффективное вооружение, рассказал о том, как это отразилось на тактике воздушного боя. Там мне передали просьбу работников политуправления ВВС зайти к ним. В политуправлении офицеры сказали, что над нашей дивизией будет шефствовать Главное управление трудовых резервов при СНК СССР. Размещалось оно на Красной площади, в нижнем этаже теперешнего здания ГУМа. Вскоре я познакомился с руководителем этого главка Петром Георгиевичем Москатовым. Он произвел на меня впечатление человека умного, открытого и доброжелательного. Много интересного рассказывал о системе трудовых резервов, просил, чтобы воины нашей дивизии, когда им случается бывать в Москве, заходили в управление, где их всегда будут ждать. Договорились мы и о том, что на фронте примем в 240-й делегацию от трудовых резервов. Чтобы попасть в нее, объявлен конкурс, в котором учащиеся должны будут добиться высоких показателей при выполнении заказов фронта, показать хорошую успеваемость и дисциплину, активность в общественной работе. Я узнал, что на личные сбережения учащихся и работников трудовых резервов закуплены 10 боевых самолетов, которые будут вручены лучшему полку и лучшей эскадрилье дивизии делегацией.

Накануне нашего отлета на фронт в Колонном зале: Дома Союзов состоялось торжественное заседание, посвященное третьей годовщине со дня создания организации трудовых резервов. Наша группа получила приглашение, и мы — тридцать летчиков и техников — попали на вечер. Нового обмундирования у нас не было, и поэтому наши бойцы пришли в своих стареньких, поношенных гимнастерках, на которых празднично поблескивали [241] недавно полученные ордена и медали. В помещении бывшего Дворянского собрания летчики и техники чувствовали себя как-то скованно. Нам отвели ложу. Начался вечер, и председательствующий П. Г. Москатов объявил, что в зале находятся летчики и техники, прибывшие с фронта из подшефной дивизии. Разразилась овация. Все встали, приветствуя наших ребят. Этого, конечно, никто из нас не ожидал, все были растроганы до слез.

Наша дружба с учащимися трудовых резервов, начавшаяся осенью сорок третьего года, впоследствии имела долгую и интересную историю. По сей день ветераны 240-й дивизии — желанные гости во многих профессионально-технических училищах, а в ТУ № 30 создан музей боевой славы соединения и его частей.

На 3 октября 1943 года у нас был запланирован вылет на фронт. Машины были доведены и опробованы. Нас снова ждали напряженные бои.

3 октября стояла неважная погода. Однако, несмотря на низкую облачность, наша группа благополучно совершила перелет на фронт. Мы прибыли как раз к началу операции. Теперь в дивизии было 87 самолетов.