Артиллерийская техника, все нараставшим потоком поступавшая на фронт, радовала. Критический период, когда так не хватало вооружения, был преодолен. Мы понимали — это начало, то самое, про которое говорят, что оно — половина дела. Уральский индустриальный богатырь уже расправил могучие плечи. И когда, например, Нарком вооружения СССР Дмитрий Федорович Устинов писал в начале ноября в открытой печати о трудовых подвигах заводских коллективов, в частности артиллерийского завода, где директором Герой Социалистического Труда т. Елян{17}, мы в штабе артиллерии знали, что за этими скупыми строчками стоит все та же новая пушка ЗИС-3. Рационализаторы предложили вместо кованых осей к этой пушке делать оси штампованные, что сократило время на их обработку в 20 раз!

Трудовой подвиг тыла позволил осенью 1942 года не только регулярно пополнять фронтовые потери в технике и вооружении, но и создать запасы, необходимые для такой крупной наступательной операции, как Сталинградская, и других операций, тесно с ней связанных. В суть готовившейся операции был посвящен очень узкий круг лиц, и в конце сентября, когда оперативная группа начальника артиллерии Красной Армии генерал-полковника Н. Н. Воронова опять выехала под Сталинград, мы, члены этой группы, ничего еще официально не знали. Могли только предполагать. Лишь в октябре на Донском фронте Николай Николаевич Воронов посвятил нас в необходимые для нашей работы детали наступательной операции.

Задачи опергруппы вытекали из задач, поставленных перед генералом Вороновым как представителем Ставки и ведущим артиллеристом. Он должен был оказать помощь командующим артиллерией фронтов и армий в организации артиллерийского наступления в масштабах, которые до сих пор не практиковались даже в крупнейших сражениях сорок первого — сорок второго годов.

Трудностей было много. Начались они с того, что Николай Николаевич Воронов, рассказав очень кратко о предстоящей наступательной операции, предупредил меня о строжайшей секретности и добавил:

— Никаких машинисток, никаких копий. До особого [56] указания каждый документ будете составлять в одном экземпляре, и только от руки.

Среди первых подобных документов были планы рекогносцировки местности. Каждому привлекаемому к рекогносцировке товарищу я вручал документ, он читал, расписывался и возвращал мне. Генерал Воронов сам руководил этими выездами на линию фронта. Сначала с группой командующих артиллерией армий, позже с группами командующих артиллерией дивизий с разных точек зрения изучались и будущие позиционные районы нашей артиллерии, и оборона противника, и даже отдельные цели. Переодевшись в красноармейские шинели с соответствующими знаками отличия, где пешком, где перебежками, а где и ползком по-пластунски отрекогносцировали все участки, намеченные для главных и вспомогательных ударов войск северного крыла — Юго-Западного и Донского фронтов.

Когда работали близ Сталинграда, командующий артиллерией 62-й армии генерал Н. М. Пожарский сказал с сожалением:

— Другие будут наступать. А мы?

Понять его можно. Неимоверную тяжесть Сталинградской многомесячной обороны вынесла на своих плечах 62-я легендарная армия. Высокое мужество и воинское мастерство показали ее артиллеристы в уличных боях. А сам Николай Михайлович Пожарский блестяще организовал управление огнем тяжелой артиллерии, и этот огонь, всегда внезапный для врага, всегда мощный и очень меткий, стал артиллерийским щитом Сталинграда. И вот близится день, когда оборона обернется решительным контрнаступлением, но уже другие армии сыграют в нем решающую роль.

— Успокойтесь, Николай Михайлович! — добродушно сказал генерал Воронов. — Будете наступать, обязательно будете. Но — по особому плану. Наш с вами разговор еще впереди.

К двадцатым числам октября принципиальные вопросы использования артиллерии были отработаны, однако с ними был ознакомлен лишь узкий круг лиц. В артиллерийских штабах до конца октября знали об операции немногие. Добиться скрытности советскому командованию удалось и за счет других заранее разработанных мероприятий. Например, переброска артиллерии РВГК под Сталинград и вывод артполков в позиционные районы должны были осуществиться непосредственно перед наступлением, то есть за восемь — десять дней до него. Ясно, что перебросить к фронту 75 артиллерийских и минометных полков в столь сжатые [57] сроки, причем строжайше соблюдая правила маскировки, весьма трудно. Но поставить эти тысячи орудий на огневые позиции — это еще четверть дела. Главное в том, чтобы полки, дивизионы и батареи, призыв на место, сразу же получили все необходимые сведения о противнике, о целях, по которым будут вести огонь. Ведь многие полки прибудут за день-два до часа Ч, до артподготовки, поэтому времени на разведку и другие подготовительные мероприятия они не получат. Обеспечить их данными для ведения огня — это дело штабов артиллерии армий. Но, как уже говорилось, немногие товарищи в этих штабах были осведомлены о предстоящей операции.

Таким образом, скрытность подготовки, выразившаяся в сжатых сроках вывода артиллерии на позиции, в необходимости обеспечить ее заранее подготовленными данными, заставила и нашу опергруппу и товарищей из артиллерийских штабов работать очень напряженно — отдыхали по два-три часа в сутки, не более. Замечу, кстати, что день 19 ноября как начало контрнаступления был назначен после неоднократных его переносов с более ранних сроков. А 27 октября, когда штабы артиллерии 5-й танковой, 21-й, 65-й и других армий Юго-Западного и Донского фронтов были извещены об операции и приступили к ее подготовке, выдвижение артиллерии РВГК на огневые позиции нам приказали закончить к 8 ноября{18}.

На фронт один за другим прибывали артиллерийские полки резерва Верховного Главнокомандования. Об артиллерийском усилении армий говорят такие, например, цифры. Если в 21-й и 65-й армиях, наносивших удары смежными флангами, число орудий и минометов в сумме составляло к 28 октября около 1380 стволов, то три недели спустя их было уже более 2880{19}. Прибавьте к ним артполки прибывающих стрелковых дивизий — ведь северо-западней Сталинграда развертывался новый, Юго-Западный фронт! Как скрытно разместить эту массу артиллерии в открытой степи? Ни рощ здесь нет, ни тем более лесов. Только овраги, по-здешнему — балки. Правда, они широки, глубоки, извилисты. Иные тянутся на километр и более. Эти балки и стали для нас главным средством маскировки артиллерии.