— Сравнение явно хромает, — заметил Ульф.

— Я хочу вам помочь, — сказал Альбрехт, — но это возможно только в том случае, если вы сами этого захотите.

— Спасибо, товарищ лейтенант.

Альбрехт почувствовал отчужденность в голосе Ульфа. Он поднялся:

— Подумайте обо всем, а через несколько дней мы продолжим разговор. И еще одно: я особенно ценю ваш ум. Не теряйте его никогда. Да… Сегодня в деревне последний день ярмарки. Ваше отделение идет в увольнение?

— Так точно.

— Я бы на вашем месте сходил туда.

— Мне все равно.

— И все же сходите — не пожалеете. Ульф ответил «так точно» и вышел.

«Полное безразличие, — подумал Альбрехт, — сходил бы на ярмарку с ребятами, повеселился бы немного…»

Ульф вошел к себе в комнату и нерешительно огляделся. На тумбочке лежала взятая у Трау книга. Он начал листать ее, пока не наткнулся на стихотворение, которое искал. Прочел его раз, другой. Вдруг его осенило. «Подожди, приятель! — подумал он. — Вот теперь ты мне попался! Если ты вешаешь портрет любимого поэта над своей кроватью, то уж следует знать его лучшие произведения!» Потом ему пришло в голову, что в село Кольхаз не пошел потому, что в свое первое увольнение он решил навестить свою девушку. Но это не испортило его хорошего настроения, наоборот, отсутствие Кольхаза давало возможность отложить все дела на завтра, посидеть с ребятами, выпить пива, потанцевать. Ульф быстро собрался. Дул холодный северо-восточный ветер. Лужицы покрылись первым тонким ледком. Ульф поднял воротник шинели и глубоко в карманы спрятал руки. «Снова надо привыкать к заморозкам», — подумал он.

Вокруг большой старой липы на деревенской площади была поставлена карусель, качели и несколько киосков. Толстый краснощекий продавец лотерейных билетов громко расхваливал свой товар. У прилавка, где продавались жареные сосиски, стояла очередь, и продавец сердился на нетерпение своих покупателей. Несмотря на то что было холодно и начинало уже смеркаться, у карусели толпились ребятишки, не хотевшие нести домой последние оставшиеся у них медяки.

Ульф пересек площадь и вошел в деревенский ресторанчик. В невысоком зале было тепло, в воздухе плавал табачный дым и стоял гул множества голосов. С самого полудня, почти не переставая, играл небольшой оркестр. В этой суматохе Ульф не сразу нашел своих товарищей. Наконец он увидел Шонера, который приветственно махал ему рукой, а потом Кенига: он танцевал с невысокой девушкой, едва достававшей ему до плеча и смущенно на него поглядывавшей.

Ульф усмехнулся, глядя на друзей, проходя между столиками. Тут он заметил и Поля с Раудорном и от души им обрадовался. «Отвлечься от службы, выпить пивка, поговорить, посмеяться, потанцевать — вот что мне сейчас нужно», — подумал он, здороваясь со всеми.

— Мы уж думали, ты не придешь, но на всякий случай заняли тебе место, — сказал Шонер в ответ на его приветствие.

Ульф сел. Танец вскоре кончился, и к ним подошел Кениг.

— Господи! — воскликнул он, широко улыбаясь. — Я смотрел на нее и думал: «Вот это девушка!» А когда она встала, то оказалась мне только по пояс… А какой у них ударник, ребята!.. Добрый вечер, товарищ фельдфебель!

— Ударник? — переспросил Ульф. — Что это такое?

— Вы разве не знаете? Так называют музыканта в оркестре, который играет на ударных инструментах.

Ульф улыбнулся и спросил Кенига, играет ли он на каком-нибудь музыкальном инструменте.

— Что за вопрос! На гитаре и, если нужно, могу быть ударником.

— Вот как, — заметил Ульф. Внезапно ему пришло в голову, что он уже достаточно много знает о Кольхазе и почти ничего об остальных. Он хотел кое о чем порасспросить Кенига, но оркестр снова заиграл, на этот раз модный быстрый танец. Все, кроме Поля и Ульфа, шумно поднялись и пошли приглашать девушек.

Официант принес пиво. Ульф спросил Поля, почему он не танцует.

— Честно говоря, я не умею, — признался он. — В шестнадцать лет, когда еще не стыдно было учиться, я вкалывал с утра до ночи, а потом… Однажды ребята уговорили меня пригласить девушку. Это была стройная блондинка с большими нахальными глазами и высоко взбитой прической. Сначала все шло хорошо, но потом оркестр начал играть что-то быстрое, почти как сейчас, и все рухнуло. Она танцевала, а я топтался на месте и не знал, что делать со своими руками и ногами. Когда на нас стали обращать внимание и даже смеяться, она ушла, оставив меня одного посреди зала. Больше я танцевать не пытался.

Ульф кивнул.

— Мне это чувство знакомо. Когда я был моложе, мне тоже как-то отказала девушка. Все вокруг смеялись, а я готов был провалиться сквозь землю. Прошло полгода, прежде чем я снова решился. Надо не думать об отказе, отбросить эти мысли, из-за которых сидишь как пришитый на своем месте, когда так хочется потанцевать. Единственный выход — пересилить себя.

— Верно сказано, — согласился Поль. — Так бывает не только в танцах. Что-нибудь не ладится, и вместо того чтобы отыскать причину неудачи и начать все сначала, оставляешь все как есть, боясь, что снова ничего не выйдет.

Эти слова вернули мысли Ульфа к Кольхазу, к собранию, к разговору с Альбрехтом. Он сидел в глубокой задумчивости, пока Поль не спросил:

— Вы не пойдете со мной в другой зал, товарищ фельдфебель? От этой музыки прямо голова лопается…

Ульф кивнул и прошел за ним через боковой выход в коридор, который вел в пивную.

Пивная была почти пуста. Они заняли столик у окна, Поль заказал две кружки пива и сказал, повернувшись к Ульфу:

— Я пригласил вас сюда не так просто. Хотел вам кое-что сказать.