Означает ли все это, что "анатомия определяет судьбу"? Да, постольку поскольку она определяет физиоло- * гические границы, а в какой-то мере и рамки личности. Круг основных обязанностей и видов деятельности женщины, естественно, обусловлен ее физиологией. В другой связи я уже назвал "поглощение" доминирующим аспектом жизни даже самых маленьких детей и их игр3. Можно, между прочим, отметить способность женщины на многих уровнях существования активно заключать в себя, принимать, "не отпускать", иметь и удерживать, а также держаться за что-то. Она может очень избирательно опекать кого-то или слишком опекать всех подряд без разбору. Опека предполагает, что и она в свою очередь рассчитывает на чрезмерную опеку. А ее стремление помочь иногда действительно навязчиво и становится в тягость. Многие мужчины, и женщины тоже, когда речь заходит об особенностях женщины, думают именно о таких преувеличенных проявлениях и отклонениях.

Но, как уже было сказано, бессмысленно спрашивать, проявляет ли женщина все эти качества "в большей степени", чем мужчина. Вопрос в том, насколько женщины различаются и как эти различия проявляются в конкретный период времени, в данных исторических и экономических условиях. Пока я лишь напомнил о физиологической основе, значения которой нельзя ни отрицать, ни преувеличивать. Ведь человек помимо того, что он имеет тело, еще и является цельной личностью и членом определенной группы. В этом смысле изречение Наполеона "История - это судьба", с которым, видимо, полемизировал Фрейд, утверждая, что судьба определяется анатомией (всегда нужно знать, с чем именно полемизирует

299

человек, высказывая весьма одностороннее мнение), столь же верно. Другими словами, анатомия, история и личность в совокупности определяют судьбу.

Мужчины всегда частично брали на себя некоторые женские заботы, точно так же как и женщины - мужские. Но присутствие естественной или компенсаторной мужественности у женщин и наличие некоторых женских, и даже материнских, черт у мужчин все же зависит от общественных нравов конкретной культуры.

Мне вспоминается один исторический пример того, как женщины сумели отстоять свою репродуктивную функцию, а их мужчины потерпели полное поражение.

Дважды я был участником конференций, проходивших на островах, расположенных в Карибском море. И дважды мое внимание привлекало устройство преобладающей там модели семьи. Осуждаемое церковью и ставшее предметом исследований антропологов устройство карибской семьи интерпретировалось двояко: как уходящее корнями в африканскую историю и как идущее из Бразилии со времен рабства. Наиболее интересно второе утверждение. Это связано с тем, что плантации представляли собой сельскохозяйственные фабрики, которыми владели и управляли люди, чья культурная и экономическая идентичность была идентичностью людей наднационального высшего класса. Работали на плантациях рабы, то есть люди, представляющие собой орудия труда, используемые по мере необходимости. Часто они не имели возможности обзавестись собственной семьей. Итак, женщины производили потомство от мужчин, которые не могли ни защитить их, ни обеспечить материально и обладали идентичностью низшего порядка. Возникшая в результате этого структура семьи называется в литературе не иначе, как группой индивидов, а семейные отношения лучше всего описываются термином "обмен сексуальными услугами" между людьми, для которых трудно подобрать более определенное слово, чем "любовники". "Предельная нестабильность" половой жизни молодых женщин, часто "бросающих" потомство на своих матерей, - это тоже одна из характерных черт данной семьи, описанная в литературе. Итак, эта семья представляет собой "группу людей, ведущих совместное хозяйство", живущих в одном доме, имеющих общий запас еды и управляемых "матримониально". Это слово дает неполное представление об огромной роли всемогущих 6а-

300

бушек, стоящих во главе семей, - они одобрительно относятся к тому, что дочери, живущие с ними до тех пор, пока не перестают рожать, оставляют своих детей на них. Таким образом, материнство стало общественным делом, и там, где с точки зрения религии отсутствуют или почти отсутствуют моральные устои, а с точки зрения случайного наблюдателя нет или почти нет традиции, матери и бабушки вынуждены были взять на себя роли отцов и дедушек: только они оказывали непрерывное влияние, формирующее изменчивые, все время создаваемые заново правила материальной ответственности мужчин-отцов. Они следили за соблюдением запрета на инцест. Главное, как мне кажется, - то, что только они после порабощения мужчин обладали сознанием того, что ребенок представляет собой ценность независимо от того, кто его родители.

Хорошо известно, как много маленькие белые джентльмены получали от щедрой любви растивших их нянек: негритянок и креолок. Их необыкновенная заботливость принижается расистами, считающими ее проявлением африканской чувственности. Многие белые, разочарованные стилем жизни европейских женщин, превозносят эту заботливость как проявление истинной женственности. Но можно усматривать в этом акценте на материнстве ("материализме") великое отражение человеческой приспособляемости, приведшее к формированию в Карибском ареале позитивной материнской идентичности и негативной - мужской. Ведь то, что рождение ребенка само по себе уже представляло собой ценность и было связано с идентичностью, несомненно, ослабляло экономические устремления мужчин.

Хочу привести здесь один исторический пример, связанный с именем освободителя Южной Америки Симона Боливара. Родился он в приморском районе Венесуэлы. Когда в 1927 г. Боливар с триумфом вошел в Каракас, он узнал в толпе негритянку Иполиту, свою бывшую кормилицу. Он слез с коня и "бросился в объятия плачущей от радости негритянки". За два года до этого он писал сестре в том роде, что, мол, прилагаю письмо своей матери Иполите, давай ей все, что ей нужно, и обращайся с ней как с моей матерью; она вскормила меня своим молоком, и у меня нет другого отца, кроме нее. Каковы бы ни были личные мотивы экспансивной любви Боливара к Иполите (в возрасте девяти лет он потерял мать), важ-

301

ность этого обстоятельства в его жизни прекрасно согласуется с тем, что в данный исторический момент он мог использовать эти отношения в целях пропаганды - в рамках той своеобразной идеологии, которая придавала ему такую притягательность на освобожденном им континенте.

Речь сейчас не о Южной Америке. Но что касается Карибского бассейна, матримониальность многое объясняет в том несоответствии между крайней доверчивостью и отсутствием инициативы, которое использовалось и местными диктаторами и иностранным капиталом, а сегодня стало предметом озабоченности как бывших хозяев колоний, так и лидеров различных группировок на освободившихся островах. Зная это, мы должны понимать, что бородатые мужчины и юноши, захватившие власть на одном из островов, являют собой осознанно новый тип мужчины. Они стремятся доказать, что карибский мужчина способен добиться успеха - как экономического, так и в продолжении рода - без помощи иностранных правителей или капитала.