— Ну и что тебе померещилось?

Дишур поглядел на меня и показал на что-то у противоположной стены. Я оглядел завернутые в паутину останки, свой рюкзак, охапку хвороста и непонимающе уставился на мужика. Тот снова указал на нечто, сопроводив движение руки непонятной фразой. Видя, что я все еще не понимаю, Дишур тяжело поднялся, уже сам, без моей помощи, пошатываясь, доковылял до того места, которое его заинтересовало, нагнулся и вытащил из моего рюкзака торчавший оттуда двуручный меч. Оружие оказалось тяжеловато, поэтому не до конца восстановивший силы спасенный рухнул на колени. Нетрудно догадаться, что все слова, которые он произнес в следующий момент, были матерными.

Не желая упускать прекрасную возможность, я постарался повторить его фразу, причем с весьма задумчивым выражением лица. Зачем? Просто я давно заметил — нецензурщина в устах иностранца, произнесенная с ужасным акцентом, иногда не к месту, заставляет подавляющее большинство собеседников улыбнуться. А именно эта реакция впоследствии может обеспечить большее доверие, снисходительность, готовность сопереживать и многое другое (зависит от характера поддерживающего разговор местного), способное пойти только на пользу. Разумеется, это работает только в тех случаях, если общение протекает в неформальной обстановке, так как маты на светском рауте могут сыграть не в пользу их озвучившего.

Прием подействовал, Дишур усмехнулся, а когда я подошел, поглядел на меня уже безо всякой настороженности, которая маячила в его глазах все это время. Показав на меч в своих руках, он что-то спросил у меня, но я развел руками:

— Не понимаю. Но, если ты хочешь сказать, что это твой меч и я должен его вернуть — обломись, любезный! Во-первых, этот клинок явно тебе не принадлежал — уж больно ты мелок для него, а во-вторых, свои трофеи я первым встречным раздавать не собираюсь.

Однако Дишур не унимался. Он, потрясая мечом и размахивая руками, начал что-то мне доказывать, пробуя разные жесты, пытаясь помогать речью. Спустя пару минут я догадался — мужик хотел узнать, где лежит тело его владельца. Ткнув пальцем в сторону самого свежего трупа, на котором ранее висели ножны к мечу, я помог Дишуру до него доковылять. Я предполагал, что он хочет выяснить судьбу своего товарища, возможно, отдать последние почести, но коротышка не стал скорбеть над телом меченосца, а уселся рядом и принялся его обыскивать.

Достав из карманов все барахло, которое я не стал брать, посчитав бесполезным, Дишур собрал его и засунул за пазуху, а напоследок снял с шеи мертвеца амулет на веревке и протянул мне. Приняв этот своеобразный подарок, я благодарно кивнул и собирался положить его в карман, но коротышка знаками показал, чтобы я надел странный амулет. Посмотрев с недоверием на кусок камня, напоминавшего вулканическое стекло, на котором были выцарапаны какие-то закорючки, я надел его на себя. Мало ли — вдруг это своего рода опознавательный знак, который любому встречному скажет, что я теперь официально числюсь напарником Дишура?

Но все оказалось куда проще и одновременно невероятнее. Когда камешек оказался на моей груди, коротышка спросил:

— Теперь ты меня понимаешь?

Я с ошеломлением уставился на него и выдавил:

— Да.

— Здорово! — облегченно улыбнулся Дишур. — А то я уж было подумал, что мой толмач выдохся.

— Что-что у тебя выдохлось? — переспросил я.

— Толмач. Кстати, расскажи, как так получилось, что ты свой потерял, и даже запасной захватить не догадался?

Надо же, оказывается, этот камешек является магическим переводчиком! Ну, дела! Прочитал бы я об этом в книге Ленусика, точно бы посмеялся, как над самовзводным арбалетом, потому что существование подобного представлялось мне абсолютно нереальным. Однако факт оспаривать было бессмысленно — на моей шее висела простенькая веревочка с невзрачным камешком, который позволял понимать чужую речь.

Причем, судя по всему, он не банально переводил мне слова Дишура в режиме онлайн, а обеспечивал правильное восприятие передаваемой информации. Я все так же слышал непонятный набор звуков, но теперь они рождали в моем сознании вполне узнаваемые образы, выстраивающиеся в связные фразы. Как это происходит — неизвестно, но объяснений можно найти массу. И первое, что приходит на ум — ментальное общение.

Выходит, мы разговариваем мысленно, перебрасывая образы друг другу, а слова играют для переводчиков роль своеобразного активатора. То есть зазвучала речь — пошла передача, замолчал хозяин амулета — больше ни одной его мысли собеседник не получит. Фантастика чистой воды! И мне впору пересмотреть свои убеждения, так как вскоре может выясниться, что в этом мире и самовзводные арбалеты далеко не редкость.

Сообразив, что Дишур ждет ответа, я сказал:

— Я свой не терял. У меня его никогда не было.

— Не было? Но почему? Я ведь слышу, что ты имперским не владеешь, как и Орист, — коротышка кивнул на труп товарища. — Неужели не нашлось денег на покупку? Тогда как же ты без толмача до Проклятых земель сумел добраться? Неужто со всеми вот так руками размахивал? И вообще, откуда ты? Я твоего языка в жизни не слыхивал, хотя знаком даже с выходцами из Велии.

«Рассказать ему или нет?» — мелькнула мысль, а в следующее мгновение моего носа достиг запах горелого мяса.

Принюхавшись, я выругался и кинулся к костру, надеясь спасти остатки шашлыка и радуясь избавлению от необходимости немедленных ответов.